Шиничиро упрямо работал, оставив гостя самому себе, так что Вакаса решил поискать ещё что-то интересное. Вакаса не представляет, как эту новость переживет Такеоми — преданный дурак, без связи с Шиничиро слишком быстро усохший; новость о смерти их божественного Черного Дракона его просто добьет. Главная Топ видео Новости Спорт Музыка Игры Юмор Животные Авто. Shinichiro x Takemichi. Шиничиро яой.
Geko 6800 ED-AA/HHBA Handbücher
Также стоит отметить, что он невероятно заботливый человек, так как очень заботиться о своих друзьях. Как бывший руководитель «Брахмана», Вакаса имеет огромное влияние и контроль над бандой. Он также был показан как серьезный лидер, который командовал «Кодо Рэнго», бандой, которая была собрана путем объединения двенадцати более мелких организаций в Восточном Канто. Также во время пребывания в Черном Драконе, парень был серьезным и внимательным капитаном специального атакующего подразделения. Этот парень пользуется большим уважением в преступном мире Токио, контролируя несколько грозных банд в городе. Стоит отметить, Вакаса является невероятно хорошим и сильным бойцом с акробатическим стилем введения боя.
Манджиро клонит голову к плечу, не понимая, что происходит, и Вакаса испытывает острый прилив нежности к этому ребенку. Кажется, теперь он действительно понимает Шиничиро, который временами был способен только на одну вещь — бесконечно трещать о своем младшем брате а позже — и сестре.
Сегодня, — уточняет Вакаса, чтобы непонимания в глазах Манджиро стало меньше, и тяжело вздыхает. Вакаса улыбается. Манджиро — Маленький принц Черных Драконов, как его называли все члены банды, узнающие в низком мальчишке с необычным цветом волос младшего брата главы, — всхлипывает и обнимает Вакасу в ответ, до треска ткани сжав в пальцах его футболку на спине. Вакаса прижимается к макушке Манджиро щекой и думает, как бы прошел этот день, будь Шиничиро жив. Голова, на самом деле, пуста абсолютно — для полного погружения не хватает только звуков перекати-поля из глупых западных фильмов. Но одно он все же знает точно. Шиничиро тоже гордился бы своим маленьким, но таким сильным братом.
Шиничиро не мог им не гордиться. А Манджиро все плачет. Он проводит вечер, считая буквально на пальцах, и все равно ни черта не понимает. С завидной регулярностью дверь его комнаты — все же он нашел в себе силы вернуться в их уже только свою квартиру, не желая причинять деду неудобства, хоть тот все отрицал, — открывается и в проеме поочередно показываются мордашки Харучие и Сенджу. На неопределенный срок Вакаса забрал их к себе, пока Такеоми не оклемается и не обзаведется жильем, безопасным для детей. Пока что он все еще в процессе, но Вакаса искренне в него верит, а Сенджу держит кулачки при каждой встрече со старшим братом. Раз на пятый Харучие не выдерживает.
Вакаса косит на него глазом, а потом уже нормально поднимает голову и удивленно моргает: на Харучие форма Токио Манджи, и выглядит он слегка побитым, но в остальном вполне целым. Разве что длинная челка растрепана и закрывает его лицо с яркими розовыми шрамами, с которых буквально вчера сняли швы, странными клочьями, будто кто-то пытался выдрать ему волосы. Оказывается, пока он пытается составить учет детей, успевает наступить вечер, а эти самые дети — ввязаться в какую-то драку. Вас слишком мало. Харучие смотрит на него как на идиота и слабоумного одновременно. Вакаса никогда не думал, что окажется в настолько унизительной ситуации. Он раздраженно вздыхает и с отчаянием зарывается в выпущенные из хвостика пряди.
Теперь в светлых глазах Харучие читается сочувствие. Все это начинает напоминать театр абсурда еще больше. Вакаса впервые оказывается в ситуации, где его жалеет ребенок, которого он еще и подобрал на улице избитым до состояния, когда нужны швы. Не заставляй меня выслушивать часовую лекцию за авторством Майки на тему того, как мы все не ценим его любимую сестру. Вакаса зависает на долгую минуту, загипнотизированно уставившись на пакет, а потом его вдруг озаряет мысль, которую он так долго пытался выудить из своей головы. Эма, — выдает он, и Харучие откровенно пугается. Майки, — осторожно напоминает Харучие.
Теперь очередь Вакасы смотреть на него как на идиота. Что, впрочем, неактуально, потому что Харучие вообще не понимает, что он несет. Другой, — Вакаса закусывает ноготь, хмурясь и пытаясь выловить из памяти имя. Я видел его пару раз, когда он заглядывал в магазин к Шини, но толком никогда не разговаривал. А потом они, кажется, поссорились, и у Шини начался завал по работе, и у нас еще ремонт был… — Вакаса случайно откусывает ноготь под корень и шипит, а Харучие тактично молчит, что ремонт, так-то, есть до сих пор — просто к нему никто не возвращается за неимением сил и толковой мотивации. Потом до него доходит озвученная информация, и он как-то слишком судорожно вздыхает. Вакаса хмурится, а потом осторожно кивает, не до конца уверенный, что это нужная фамилия.
Но она кажется смутно знакомой. Харучие со стоном прячет лицо в ладонях. Сначала Вакаса заинтересованно вскидывает бровь, а потом с трудом борется с желанием побиться головой об стену. Кажется, у Шиничиро была довольно странная и ничуть не забавная привычка брать под свое ласковое крылышко детей исключительно травмированных, притом травмированных настолько, что иногда их хотелось застрелить из банального чувства жалости, оправдав это эвтаназией и заботой о чужом благе. Иначе объяснить то, что тем самым последним «птенцом» оказывается ребенок наглухо отбитый — испоганивший их наследие, ласково и за ручку доведший человека до самоубийства и радостно за это отсидевший в исправительной школе, — просто невозможно. Эта мысль абсолютно кощунственна, но — будь Шиничиро жив, Вакаса, вероятно, убил бы его собственными руками. Поэтому в следующий месяц он методично собирает всю возможную и невозможную информацию о Курокаве Изане, нагло и не всегда аккуратно потому что некоторые забыли, что Белый Леопард — не пушистый котенок, и когда-то давно, но перед ним на коленях стояла половина Канто пользуясь старыми связями Черных Драконов и своими собственными.
Не только же Такеоми наслаждаться остатками былой роскоши — должны и остальные использовать то, что заработали себе на своеобразную «пенсию». Ему всего двадцать три, а уже начинаются шутки про старость. Такеоми пустил бы его на коврик для своей прихожей. Найти в не самой маленькой Йокогаме одного-единственного человека, который еще и выпал из жизни японских гопников, несколько тяжеловато даже для Вакасы со связями Черных Драконов, которые для Первого поколения все еще прочны как титановый сплав. Не все, разумеется, потому что было и Восьмое поколение — спасибо, малыш, удружил, с шипением думает Вакаса, когда очередной информатор отказывается помогать ему, разочарованный в Черных Драконах как в смысле жизни не разочаровываются, — и Девятое — спасибо, Манджиро, что извел эту пакость, она только мешала. И потому весь этот и так не самый легкий процесс растягивается настолько, что Вакаса вспоминает «чудесные» будни в конце средних классов, когда он не спал сутками и жил на энергетиках и Божьей помощи. Где-то в середине этого месяца он возвращается домой посреди ночи, и его встречает Харучие с криво сделанным талисманом для изгнания злых духов.
Харучие очень выразительно поднимает белесую бровь. Они с Манджиро снова пытаются провернуть трюк со снотворным, но Вакаса умеет учиться на своих ошибках, а еще он человек бывалый и жизнью потасканный — никто и никогда больше не заставит его принять что-либо из рук этих двух маленьких заговорщиков, вдруг решивших, что они умнее. Умнее здесь только Сенджу, которая пообещала разбудить его через пару часов и действительно сделала именно это, заслужив кредит доверия у Вакасы и кредит ненависти — у близнеца и друга. Сладостями, купленными ей за такую честность Вакасой, с мальчишками она, разумеется, не поделилась. Хотя Манджиро очень старался состроить самое умилительное лицо. Вспоминая о Манджиро, Вакаса испытывает острый приступ желания просто взять и удавиться. Потому что, как и в ситуации с Кейске, он понятия не имеет, как взять и принести Манджиро такую важную информацию, внезапно вывалив ему на голову после смерти одного старшего брата, что у него, вообще-то, есть еще один.
Точнее, брат ему Изана только формально, потому что у них с Эмой разные отцы, а у Эмы и Манджиро разные матери, но это сущие мелочи. Пока Вакаса теми же путями, что и Шиничиро в свое время, не раскапывает один маленький, но очень-очень важный факт — то, что Изана отношения к семье Сано не имеет никакого. История о первом муже Курокавы Карен, нагулявшем ребенка с какой-то филиппинкой, его не впечатляет. А вот ясности в ситуации с резкой сменой курса философии Черных Драконов становится чуть больше. Совсем чуть, и не то чтобы это помогает, но, по крайней мере, Вакаса понимает, почему Манджиро так до сих пор о существовании Изаны благополучно и не подозревает точнее, не подозревает об их связи — знать-то главу Восьмого поколения банды собственного старшего брата он наверняка знает , а Шиничиро где-то года два назад пребывал в состоянии, близком к трауру. Осторожно пообщавшись с малышкой Эмой и взяв с нее обещание, что раньше времени их разговор до ее брата не дойдет, Вакаса получает на руки коробку с письмами Изаны и в своей теории утверждается еще больше. Видимо, Изане новость о том, что они с Шиничиро друг другу никто, по вкусу не пришлась.
Либо не пришлось то, что Шиничиро об этом молчал. Вакаса знает, что он мог бы. Потому что Шиничиро, пусть и владел чужими сердцами, не всегда представлял, как к ним подступиться. Спросить бы самого Шиничиро, что в действительности тогда между ними произошло. Но, к сожалению, в этом дерьме Вакаса вынужден разбираться в одиночку. Ему, разумеется, предлагали помощь, но он ни за что не потащил бы с собой Манджиро и Харучие: потому что один еще не готов, а второй Изану скорее прирежет на месте; за малышкой Эмой эти двое потянулись бы в любом случае, а за ними следом и Сенджу, и Кейске, и Дракен, и Мицуя, и Па-чин. Снежного кома из детей, когда на горизонте маячит разбирательство с ходячей катастрофой, Вакасе хочется меньше всего.
Не иначе как чувствуя его острое нежелание ввязываться в это сомнительное мероприятие, Курокава Изана как сквозь землю проваливается и отказывается находиться, чтобы облегчить Вакасе жизнь. Коконой замирает на половине шага и медленно, подозрительно оборачивается, щуря и без того узкие раскосые глаза. Что-то нужно? Вакаса думает, как это выглядит со стороны: мальчишку, в средней паршивости кругах больше взрослого мира, чем мира подростковых банд прослывшего малолетним финансовым гением, окликает крашеный незнакомец с пирсингом и перешедший возрастной рубеж минимум в двадцать лет. Не то чтобы с другом было бы легче, но вдвоем отбиваться как-то проще — да и, судя по тщедушному телосложению и огромным синякам под глазами, вряд ли Коконой может представлять из себя в драке что-то мощное. Он как Такеоми — побить, конечно, может, но создан больше для работы мозгами. Это если забыть про то, что к Вакасе он даже прикоснуться не сможет, не то что ударить.
Вакаса растягивает губы в ленивой улыбке, перекатывая леденец из одного уголка в другой. Я не собираюсь тебя бить. С детьми не дерусь, — за это Манджиро и Сенджу его ненавидят, но все равно с завидной регулярностью и не менее завидным упорством пытаются втянуть в драку. Заканчивается это каждый раз одинаково — по подзатыльнику каждому, и этого обоим хватает до следующего раза через неделю. Глаза Коконоя шокированно распахиваются. Рад знакомству. А вот недоумения в глазах — больше.
Вакаса отмахивается. Я давно не пользуюсь этим прозвищем. Тут он немного лукавит — в конце концов, именно прозвищем он и воспользовался, чтобы найти Коконоя. Вакаса молча делегирует ему полномочия в выборе места для разговора и пропускает вперед, позволяя вести. Вопросов у Коконоя явно хватит на многочасовую изнурительную беседу, но пока что он держит их при себе. Когда они доходят до многоквартирного дома — в котором, видимо, Коконой и живет, — тот останавливается и оборачивается. С его стороны это, наверное, выглядит так, будто Вакаса пришел чуть ли не линчевать его за то, что делал его друг, — месть за испорченное наследие и все подобное прочее.
Впору бы и оскорбиться, потому что Первое поколение, в отличие от Восьмого и Девятого, никогда таким не занималось и в их времена такого дерьма не было, но не зная историю Коконоя. Вот уж у кого, а у него меньше всего поводов доверять любым взрослым — слишком часто он видел, насколько они прогнили. И слишком часто в этой гнили марал свои руки. Не то чтобы Вакаса ощущает себя слишком старым, но между ними десять лет разницы в возрасте. Он вздыхает. Расслабься, — Коконой выразительно приподнимает бровь. Вакаса повторяет его жест, снова перекатывая леденец во рту, и отводит взгляд.
Он хотел попробовать передать что-нибудь Инуи в исправительную школу и наконец познакомиться с тобой, но не успел, поэтому я вместо него. Коконой застывает, глядя куда-то мимо Вакасы несколько долгих секунд, а потом моргает — и взгляд у него становится злым. А потом и вовсе действительно положил под Мадараме, как сучку? За столько-то времени? Иди к черту. Ты, и ваши с «Шини» подачки, и ваша драгоценная банда. Хватит с меня Черных Драконов.
Видеть их не желаю. Он разворачивается и стремительно вбегает по лестнице, не оборачиваясь. На ресницах у него блестят злые слезы. Вакаса так и не успевает сказать, что «не успел» — это «умер». Где-то к дню четвертому нервы сдавать начинают даже у Харучие, который за этот период успел превратиться в хвостик Манджиро и был готов терпеть абсолютно все. Вакаса масштабами проблемы впечатляется, но как-то уменьшать их не собирается и тактично сбегает из собственной квартиры, превратившейся в поле боя, наказав Харучие и Сенджу всеми правдами и неправдами не пускать Манджиро на порог. Потому что сначала он найдет Изану, а уже потом будет решать все остальное.
Через неделю, когда Манджиро посреди ночи забирается к нему в окно и прижимает к кровати, требуя ответов, Вакаса все же решает, что дела делать надо по-другому. Словами через рот. Он тяжело садится на кровати, смаргивает с ресниц мутный сон — первый нормальный за три дня, Манджиро, можно же было проявить хоть немного милосердия, — и хлопает по одеялу, чтобы его личный мучитель сел нормально, а не так, будто готов кинуться на него и драться, пока Вакаса не расскажет все, еще и с подробностями, к делу особо не относящимися. Вакаса милостиво замалчивает то, что сейчас тем, кто проиграет, будет сам Манджиро. Вот через пару лет они, возможно, уже смогут поговорить о чем-то кроме избиения младенцев, а пока что… Манджиро скрещивает ноги и смотрит на него глазами, похожими на черные дыры. Вакаса начинает очень нехорошо подозревать, у кого Харучие в конце концов, пусть и поздно, подхватил привычку вместо психоза просто сверлить человека пристальным взглядом. Вакаса почти чувствует желание дать паршивцу подзатыльник, но, с другой стороны, в отличие от Эмы с Харучие разговора о конфиденциальности не было.
Так что подзатыльник выдать стоит скорее себе. Вакаса ерошит свои волосы. Курокава Изана — по крайней мере формально, но ваш с Эмой старший брат, — он устало трет глаза. По идее. Но и тут есть загвоздка: кровью ни с кем из вас он не связан. Шиничиро это, судя по всему, не остановило, а вот Изану переклинило. В том, что случилось с Черными Драконами, виноват Изана — эта порочная цепь началась с него, — Манджиро хмурится еще больше, и в его глазах появляется нехороший огонек.
Вакаса не может его в этом винить, он и сам не до конца понимает, что делать с этим конкретным ребенком, но что-то делать надо. Изана был дорог Шиничиро, что бы между ними ни произошло. Вакаса осторожно кивает. Шини любил его, а я… — А ты пообещал позаботиться о нас, — заканчивает Манджиро и вдруг обнимает Вакасу, крепко сжимая его за пояс. Вакаса растерянно моргает, не зная, как ему реагировать на внезапное откровение. Он чувствует, как в горле встает ком. Вы дороги мне так же, как были дороги Шини, — он горько усмехается.
Я здесь, потому что я этого хочу. Манджиро поднимает на него взгляд, переполненный разными эмоциями, и Вакаса в этой Бездне чувств просто задыхается. И думает, что немного боится: никто и никогда не смотрел на него так. Даже Шиничиро. Шиничиро смотрел на него нежно и влюбленно, и любовь его была тихой, мягкой, обволакивающей, и Вакаса купался в ней, постоянно боясь, что захлебнется или не отдаст в ответ достаточно, чтобы Шиничиро чувствовал себя таким же любимым, каким чувствовал себя Вакаса. Манджиро смотрит на него как на спасение. Как иногда смотрел на Шиничиро, когда становилось слишком тяжело и старший брат утешал, помогал, был рядом.
Вакаса вспоминает, как несколько лет назад, пока они вдвоем продирались сквозь учебу, — Хэй, Вака, — Вакаса поднял голову, но Шиничиро не смотрел на него — его взгляд был направлен в окно. Вакаса скривился, заставив Шиничиро рассмеяться. Но черные глаза были серьезными. Шиничиро снова расхохотался и не стал продолжать разговор, вернувшись к домашке. Шиничиро спрашивал у него о Манджиро и Изане. Вакаса думает: а что, если бы я тогда развил тему. Что, если бы я ответил.
Все было бы по-другому. Быть может, и Шиничиро был бы жив. Но, по крайней мере, мне он говорил только об одном, — все же отвечает Вакаса, пальцами зарываясь в растрепанную шевелюру Манджиро. Вакаса чувствует, как щемит сердце. Вроде рановато еще для сердечных приступов. Но он сам взялся заботиться об этих детях, которые рано или поздно доведут его до больничной койки. Но что есть, то есть.
Да и… Манджиро готов дать шанс Казуторе. Это ли не показательно. Манджиро качает головой — медленно, задумчиво, но взгляд у него твердый. Он может и готов принять Изану, если Изана будет готов принять его. Вакаса думает, что его план надежен. Примерно до момента, как надо будет поговорить с самим Курокавой Изаной. Вакаса осознает это особенно остро, когда, придя на могилу к Шиничиро, застает перед ней изможденного подростка, выглядящего так, что в гроб краше кладут.
Огромные синяки под пустыми глазами, спутанные волосы, грязными неровными прядями закрывающие похудевшее лицо с щетиной, висящая мешком одежда как из помойного ведра — вот каким предстает перед ним опасный глава Восьмого поколения Черных Драконов, которого боялись все банды до появления Томана. От былого куража в Курокаве Изане не осталось ничего. В отличие от Манджиро и Харучие, к которым Вакаса испытывает сочувствие, этот ребенок вызывает в нем только острую жалость. Наверное, для такого человека, как Изана, жалость — куда худший яд, чем любой другой. Изана клонит голову к плечу, рассматривая его фигуру, и в его пустых глазах мелькает искра узнавания. Вакаса немного удивлен: он не думал, что его узнают сейчас, ведь с их последней встречи — кажется, года четыре назад? Но Изана узнает его — только больше ничего не делает.
Просто смотрит. Вакаса осторожно садится рядом прямо на землю, скрестив ноги, и зажигает благовония, складывая руки в молитвенном жесте. Он не верит в подобные вещи, но почему-то здесь и сейчас, на могиле Шиничиро, пиетет перед традициями кусает его за шею, заставляя вспомнить о своем существовании. Может, потому, что сам Шиничиро воспитывался в подобном пиетете — и невольно приучал к нему Вакасу. Изана чуть сдвигается, чтобы им обоим хватало места — и чтобы Вакаса не касался даже его одежды. Вакаса мысленно отмечает в голове этот факт и закрывает глаза, чтобы отгородиться от этого жестокого мира, в котором больше никто не обнимает его спины, полностью накрыв своим ростом, и не запахнет в свою куртку, быстро застегнув молнию, чтобы он не выбрался из объятий. Он всегда ворчал, когда Шиничиро так делал.
Сейчас Вакаса отдал бы все, что имеет, чтобы этот момент между ними повторился хотя бы раз. Эта мысль настолько пронзительна, что Вакаса задыхается — кислород в воздухе резко испаряется, оставляя вместо себя только азот, углекислый газ и вязкое ощущение одиночества. Впервые за два месяца оно ощущается особенно остро — здесь, сейчас, без кого-либо достаточно близкого рядом. Вакаса сомневается, что, даже будь Бенкей вместе с ним, ему было бы легче. Потому что Бенкей готов быть верным плечом и доброй опорой, но он никогда не станет для Вакасы безопасностью. Такой, какой был Шиничиро. Шиничиро был для него всем.
Шиничиро был его миром, местом, в котором Вакаса ощущал себя живым, центром равновесия, без которого он бы уже давно упал и не поднялся, не в силах найти точку опоры. Когда Шиничиро улыбался, звезды горели ярче. Сейчас, когда Шиничиро — пепел под слоями земли, небеса погасли и солнце больше не греет. Только объятия детей не дают ему окончательно утонуть. Вакаса так сильно любил Шиничиро, что осознал это только тогда, когда он ушел. Изана сбоку чуть шевелится — едва поворачивает голову в его сторону, будто ему хочется видеть чужое лицо, когда с ним говорят, но это маленькое движение — все, на что его хватает. Это единственный логичный вывод.
Потому что Шиничиро никогда не бросал тех, кто ему дорог, кого однажды назвал близкими, кого считал своей семьей, — они всегда отказывались от него сами. Как Такеоми. Как наверняка и Изана. Вакаса ощущает себя почти так же. Вакаса помнит это: как Шиничиро ходил глубоко задумчивым, как зарывался в его цветные пряди — как всегда делал, когда ему было необходимо сосредоточиться на чем-то и хорошо обдумать, — как спрашивал, что ему делать. Вакаса хорошо помнит, как Шиничиро переживал о реакции Изаны о том, что они неродные, как вслух думал о том, что ему сказать, чтобы ребенок — очевидно травмированный, жаждущий семейного тепла — не закрылся от него, а позволил оставаться рядом. Но лучше всего Вакаса помнит, как держал на щеке Шиничиро пакет с замороженным горошком и давился тяжелым молчанием, затянувшимся на два с лишним года.
Шиничиро так и не рассказал ему, что произошло и почему имя Изаны больше не всплывает в их разговорах. Взгляд у Изаны неожиданно для человека в его эмоциональном состоянии жесткий и немного — жестокий. Его плечи опускаются еще ниже, будто эта короткая вспышка откусила кусок уже от него самого, потому что сил не осталось, — как организм начинает сжирать белки, когда жиров не остается. Вакасу это не впечатляет. Его вообще в последнее время мало что может впечатлить. Чужая депрессия — тем более. И ему было плевать, что кровью вы не связаны, — он отворачивается от Изаны к надгробью, чувствуя, как внутри все сжимается.
У него перед глазами было несколько отличных примеров, чтобы в этом убедиться. Вакаса вспоминает рассказы Шиничиро о родителях — как он любил свою мать, как отец после ее смерти тут же испарился куда-то, а потом оказалось, что у него была любовница, как появилась Эма, которую он любил, но которая для него была напоминанием о сбежавшем отце; Вакаса вспоминает Акаши — как их родители сгнивали в алкоголе и наркотиках, как травили тем же ядом собственных детей хорошо еще, что Харучие быстро оправился от этого дерьма — иначе Вакаса честно не знает, что с его родителями сделали бы он сам и Такеоми, оказывается, впервые об этом услышавший , как Такеоми ругался на младшего брата, как Харучие разодрал ему лицо, оставив жуткий шрам через глаз, по которому шпана узнавала знаменитого заместителя главы Черных Драконов.
Кавараги и Вакаса.
Шиничиро арт. Шиничиро и Вакаса яой Токийские Мстители. Вакаса и Сенджу.
Вакаса имауши рост. Вакаса имаушы. Мицуя и Юзуха.
Yuzuha Токийские Мстители. Казутора Токийские Мстители. Тацуми и Вакаса 18.
Вакаса Манга. Вакаса имунаши. Вакаса Ямауши.
Ивауши Вакаса. Токийские Мстители и ти. Вакаса имауши и Шиничиро рисовать.
Wakasa imaushi. Такемичи Ханагаки. Shinichiro x Takemichi.
Такемичи яой. Wakasa imaushi x Shinichirou. Шиничиро Токийские Мстители Манга.
Для профилактики, чтобы мозг не превращался в желе. Кажется, его голова. Манджиро еще не знает, что Кейске отпустили.
Ками-сама, дай мне сил. Я со всем разберусь завтра, — Вакаса упирается лбом в стену и снова выдыхает, поворачивая голову на движение на краю взгляда. Из дверей палаты выглядывают обеспокоенные дети: Сенджу утирает кулачками мокрые щеки, убирая последствия нервного срыва, Харучие хмурится, прислушиваясь к разговору; они крепко держатся за руки и выглядят почти отражениями друг друга.
Найдется для них место? Дед тяжело вздыхает в тон Вакасе. Вакаса, вспоминая об оставленном в холле Такеоми, бьется лбом об стенку.
Отрубаться в больничном коридоре не входит в его планы на ближайшее никогда. Я в процессе. Такеоми, едва завидев младших, уже открывает рот, чтобы начать свою очередную тираду о том, какое Харучие вселенское разочарование, — Бенкей не очень скрытно примеривается к тому, чтобы садануть кулаком по лохматой макушке и вырубить несчастного, пока он не сделал что-то ужасное, — но Сенджу успевает первой.
Не сейчас. Сенджу вздрагивает Харучие, чувствуя это, разъяренно скалится, но молчит, удерживаемый тонкими пальчиками близняшки, стиснувшими его ладонь , и слез на светлых ресницах становится больше, но взгляд ее только твердеет. И вздрагивает уже Такеоми.
Видимо, произошедшее в последние полтора дня стало для нее последней точкой, думает Вакаса, предпочитая наблюдать за развернувшейся сценой молча. Это дела семьи, и сюда он лезть права не имеет. Я больше не позволю вам драть друг другу глотки.
Малышка Сенджу устала и готова драться. Даже с собственными братьями, которых любит до безумия. Она смотрит сначала на Такеоми, потом оборачивается на Харучие и, только дождавшись медленных кивков от обоих, опускает руку, устало выдыхая и пошатываясь.
Харучие тут же ловит ее, обнимая за плечи и прижимая к себе, и зло сверкает глаза на дернувшегося Такеоми, но — удивительно — молча позволяет подойти и обнять Сенджу — к нему самому Такеоми даже тянуться не пытается. Они долго сверлят друг друга напряженными взглядами, но Вакаса видит, что буря миновала. Это не перемирие — даже близко не оно, — но, по крайней мере, заготовка фундамента: произошедшее сегодня с Харучие тронуло лед многолетней неприязни и заставило Сенджу взять в руки лом, чтобы доломать его окончательно.
Полноценный мир среди них будет делом долгим и кропотливым, но он будет того стоить. Вакаса только надеется, что в процессе никто больше не пострадает. Оба выглядят усталыми, но лицо Эмы тут же озаряется, стоит ей сквозь косые узоры воды разглядеть полосатые пряди, даже мокрые хорошо заметные издалека.
Но потом она замечает двух детей, идущих рядом с ним, и тревожно переглядывается с хмурым Манджиро. В его глазах мешаются хрупкая радость и настороженность, и Вакаса вспоминает, что с близнецами, особенно с Харучие, он так же близок, как и с Кейске: Такеоми не сильно любил возиться со своими младшими, в отличие от Шиничиро, пусть и таскал их за собой довольно часто точнее, они таскались за ним сами — так и подружились с Манджиро, Эмой и Кейске , а потом и вовсе потерялся в алкоголе и истлевающей славе Первого поколения Черных Драконов, поэтому Сенджу и Харучие тянулись к тому, кто, в отличие от их старшего брата, мог дать им тепло. Шиничиро было только в радость быть причиной их улыбок, а потом он радовался уже тому, что близнецы подружились с Манджиро и нашли в нем свой дом.
Шиничиро всегда радовался, когда вокруг его младшего брата собирались верные люди — лишенный родительской ласки Манджиро как мог пытался найти семейное тепло не только в Шиничиро — потому что Шиничиро его слишком большому сердцу, к сожалению, было недостаточно, — но и в своих друзьях. Харучие Манджиро был предан до глубины души. И малышка Сенджу его любила.
Для радости Шиничиро этого было достаточно. Вакаса кидает взгляд на Харучие — побитый тщедушный мальчишка ни у кого не может вызвать хоть какого-то ощущения опасности, но от этого им несет за километры; Харучие сейчас никому не соперник, но драться со всем миром он готов отчаянно и пока не сдохнет, если посчитает, что у кого-то есть даже мимолетная мысль как-то навредить Сенджу, — и Вакаса с тяжелым вздохом хватает узкую ладошку, заканчивая путь как беспокойный родитель с непослушным чадом. В последние пару суток он ощущает себя именно так, и это почти забавно — если не вспоминать, что эти дети пережили и почему вообще он из грозной бешеной собаки превратился в няньку.
Даже если Харучие предан Манджиро и любит его, сейчас на первом месте для него Сенджу — и сорваться из-за нее он может на кого угодно. В последние несколько дней его мир сделал столько сальто, что впору усомниться и в том, что эти люди ни за что им не навредят. Не то чтобы Вакаса его не понимает.
Он все еще помнит, как отчаянно кусался и царапался почти на грани того, чтобы убить Шиничиро, когда умерла сестра. Манджиро никогда в жизни даже неправильного взгляда на Сенджу не кинет — потому что Сенджу девочка и потому что она младше, и так сильно похожа на Эму, а малышку Эму Манджиро обожает, и потому, что саму Сенджу он тоже безмерно любит, — но Харучие этого в жизни не объяснишь. Ему слишком много врали о безопасности — те, кто больше всего должен был о нем заботиться, — поэтому слова для него — пустой звук.
Манджиро предстоит заново заслужить доверие Харучие — на этот раз на деле. Не то чтобы это плохо. Но разбираться с этим, когда его глаза открыты почти в действительности только благодаря вставленным под веки спичкам, Вакаса не будет.
Эма и Манджиро синхронно вертят головами, но — глупышки, нежно думает Вакаса, глядя на то, как оба мелко дрожат. Дрожат, впрочем, они все, потому что нормальной теплой одежды нет ни у кого, а двое из них еще и отмокали под дождем несколько часов. Сенджу робко улыбается, не уверенная в том, как ей следует реагировать на то, что они пришли так внезапно и почти сразу после посетившей этот порог Смерти, когда их друзья явно еще даже близко не оправились от потери.
Харучие эти условности не очень волнуют — он смотрит на младших Сано исподлобья, в любую секунду ожидая какого-то подвоха. Его ладонь Вакаса все еще не отпускает и потому чувствует, как крепка ответная хватка. И как она дрожит.
Харучие не страшно — не в жизнь, — но ощущение чужого прикосновения заземляет его, оставляет на месте, не дает швырнуть тело в бесполезный бой против того, кто еще ничего не сделал и против кого он физически пойти не может — одна мысль об этом явно причиняет ему боль, потому что под внимательным взглядом черных глаз Харучие сжимается и смотрит в ответ слишком отчаянно и затравленно. Но все еще стоит так, чтобы плечом закрывать Сенджу, спрятавшуюся от пристального взгляда Манджиро за спинами Вакасы и близнеца. Манджиро кивает, молча принимая объяснение и новых людей в своем доме, и, как гостеприимный хозяин, ведет всех за собой.
Эма нервно цепляется за подол его футболки, сжимаясь плечами под пристальным взглядом Харучие, но Вакаса его не одергивает — он и так получил огромный кредит доверия, когда Харучие без вопросов позволил отвести себя и сестру неизвестно куда, даже если это место им оказывается по итогу знакомо. А еще он не сомневается, что Манджиро справится — потому что Манджиро очень похож на Шиничиро, а за Шиничиро шли даже те, кто в жизни бы ни за кем не пошел. Как в свое время пошел Вакаса.
Поэтому он уверен, что с Харучие все будет хорошо — ему просто необходимо немного успокоиться. В доме Вакаса вручает Харучие и Сенджу Эме, очень умело игнорируя возмущенный взгляд первого, и трогает Манджиро за плечо. Спать хочется неимоверно, как и хотя бы в принципе просто отдохнуть от этой нервной канители, но он обязан поговорить с Манджиро до того, как к ним на порог заявятся представители закона.
В том, что они придут со дня на день и, по закону подлости, именно тогда, когда его скорее всего не будет рядом, Вакаса не сомневается. В старой — теперешней явно уже стал гараж Шиничиро — комнате Манджиро немного пыльно, и видно, что тут пока даже не пытались убираться — Вакаса и не стал просить это делать, а сразу сказал, что лучше они потерпят остальных четверых в своем пространстве. Потому что он не может оставить ни одних детей, ни других, а те не могут оставить друг друга; оставалось только надеяться, что эти милые дети, пока он будет отсыпаться, не перегрызут друг другу глотки.
Вакаса присаживается на незаправленную — как обычно — кровать и хлопает ладонью рядом с собой. Когда Манджиро садится, Вакаса тяжело вздыхает, собирая остатки сил в кучку и понимая, что даже он сам не до конца морально готов к этому разговору. Но он — в который уже раз напоминает себе?
Сам Вакаса спокойно смотрит в ответ, пытаясь прямым взглядом внушить это мнимое спокойствие и ребенку — оно ему очень нужно, потому что Манджиро уже выглядит как привидение и еще одного нервного срыва может просто не выдержать. Манджиро молчит и смотрит, и Вакасе становится немного страшно. Но он не должен нервничать и впадать в панику — он, черт возьми, взрослый, и это его обязанность — провести Манджиро через все это дерьмо максимально безболезненно.
Иначе потом он не сможет смотреть Шиничиро в глаза. Вакаса медленно выдыхает, а потом разворачивается к Манджиро всем корпусом и кладет руки ему на плечи. О них.
Потому что они твои друзья. И, к сожалению, да — один из них убил твоего брата. Поэтому не сегодня завтра к вам с дедом придут из полиции, чтобы обговорить дату суда.
И, возможно, вам обоим придется давать показания, а не только быть свидетелями, — Вакаса снова набирает в грудь воздух и снова медленно выпускает его обратно. Но тебе нужно его принять. Как бы Вакасе ни хотелось защитить Манджиро от жестокости этого мира, на съедение которому его бросил его же собственный друг, навсегда разлучив с Шиничиро, — это не в его силах.
Но в его силах стоять за плечом Манджиро и поддерживать, если мир решит поставить этого сильного ребенка на колени. Проходит почти десять минут в тяжелой тишине, прежде чем Манджиро рвано вздыхает и отводит взгляд. Вакаса смягчается, притягивая Манджиро в объятия.
Они же твои друзья, — он смотрит куда-то в стену, туда, где Манджиро повесил старый флаг Черных Драконов, с молчаливого одобрения Шиничиро утащенный у своего хозяина. Ему самому — тоже, потому что он, быть может, и не очень много пересекался с Казуторой, но Кейске помнит хорошо — как и то, что их с Манджиро связывает нечто такое же глубокое, какое Манджиро связывало с Шиничиро. Ты их любишь?
Манджиро молчит, но Вакаса не принимает это за ответ — он сам попросил отвечать себе , а это требует времени. Манджиро должен разобраться во всем сам. Манджиро снова замолкает.
Ответ в этот раз выходит из него еще тише — Вакаса не услышал бы, если бы не сидел вплотную, почти утянув Манджиро к себе на колени. Вакаса кивает. Не «сможешь их принять» — потому что Манджиро сможет.
А вот действительно ли примет — это совсем другой вопрос. В этом взгляде — ожидание той самой чудесной таблетки от всех болезней мира, но Вакаса никак не может ее дать. Он убирает с лица Манджиро челку и старается не чувствовать себя последним ублюдком.
А о тебе. Манджиро отворачивается, опускает плечи. Вакаса чувствует, что он закрывается, чувствует, что Манджиро не знает, как выразить все те свернувшиеся в груди эмоции, которые, словно паразиты, пожирают его заживо.
Этого он никак не мог допустить. Иначе он — они все — потеряют Манджиро. Я приму все, что ты мне дашь, и помогу с этим разобраться — потому что именно для этого я здесь.
Манджиро бегает глазами по его лицу, пытаясь найти хотя бы крупицу фальши, хотя бы намек на то, что Вакаса его осудит. Но Вакаса никогда этого не сделает — не с Манджиро. Не с человеком, у которого глаза того, кто был для него всем миром.
Не с младшим братом Шиничиро, которого он любит ничуть не меньше. Минуту спустя Манджиро опускает глаза, и его плечи костенеют. И Вакаса уже заранее знает, что Манджиро ему скажет, — потому что когда-то давно сам боролся с похожим желанием.
Но у него был Шиничиро. А у Манджиро будет он. Ровно, без эмоций, как факт.
И Вакаса знает, что он имеет в виду именно то, что говорит, — и что он действительно способен это сделать. Плечи Манджиро все такие каменные под его руками, но пальцы сжаты в кулаки, и ткань трещит — это все, что выдает Манджиро — что выдает его беспокойство о том, как на это признание отреагирует Вакаса. Вакаса вспоминает, как хотел убить отца — за то, что тот поднимал руку на мать, за то, что из-за этого подзаборного пьяницы они с сестрой остались сиротами, за то, что из-за него сестра в конце концов оказалась одной из работниц такого же массажного салона, в котором живет Дракен, за то, что у самого Вакасы в конце концов не осталось никого и ничего, кроме глубинной ярости и пришедшего в одиннадцать абсолютного сознания, что он готов взяться за нож и направить его острие точно в чужую шею.
Он жил этим, дышал, варился, сгорал в этом Аду, разверзающемся в его груди. А потом Сано Шиничиро протянул ему руку, и Вакаса увидел мир не только черно-алым. Это, разумеется, не то же самое.
Вакаса никогда не любил своего отца, в отличие от Манджиро, который любит и Кейске, и Казутору. Но если и есть что-то, что он понимает в полной мере, так это жажду убийства того, кто причинил самую большую боль. Того, кто предал.
Не зря в христианстве последний, девятый, круг Ада — для предателей. И не зря их сторожит сам Люцифер. Вакаса настойчиво поднимает лицо Манджиро и твердо встречает его темный взгляд.
От меня ты его не дождешься, — голос Вакасы спокоен, словно штиль в море, и абсолютно безмятежен, будто не он только что узнал, что тринадцатилетний мальчишка всерьез хочет отправить кого-то на тот свет. Сделай это потом, когда он выйдет на свободу, — Вакаса вздыхает и взлохмачивает Манджиро волосы. Манджиро моргает и, кажется, понимает.
Не заставляй страдать ни его, — Вакаса прикладывает два пальца к чужой груди, туда, где бьется сердце, — ни тем более себя. Потому что Кейске — слишком важная часть души Манджиро. И даже если он приложил руку к смерти Шиничиро — Манджиро не сможет так просто от него отвернуться.
Вакаса послушно смыкает ладони на его спине в объятии, прижимая к себе и давая укрыться от этого страшного жестокого мира. Вакаса поглаживает его по лопаткам. Чтобы подарить его тебе на день рождения, — Манджиро в его объятиях снова каменеет.
Я расстроен — и это самое отвратительное слово, которое можно использовать в данной ситуации, но — я не злюсь. Я расстроен, и мне смешно с того, насколько все это похоже на театр абсурда. И он улыбается — устало, ломано, криво, но — улыбается.
В нем действительно нет ни капли злости. Возможно, и грусти тоже — в его грудине просто огромная черная дыра на месте диафрагмы, которая поглощает все, оставляя ему только апатию и выдрессированную силу воли, которая толкает его в спину, заставляя переставлять ноги и дышать. Манджиро смотрит на него с ужасом.
Кажется, Манджиро в полной мере осознал, что и зачем сделали его друзья, только сейчас — когда это озвучил именно Вакаса, и от этого в груди щемит. Ты не пробирался с ними в магазин, ты не перекусывал с ними цепь, и тем более ты не держал оружие вместо Казуторы, — он оттягивает голову Манджиро за волосы назад, чтобы тот четко смотрел ему в глаза. Это тяжело, Манджиро.
Я знаю. Но если не ты, то никто. Вакаса склоняется и целует его в лоб, задерживаясь губами на коже, чтобы следующие его слова отпечатались на ней.
Рядом есть люди, которые готовы подхватить тебя под руки и помочь пройти этот путь. Не закрывайся от нас, и тогда когда-нибудь в будущем перестанет быть тяжело. Но потом — обязательно.
Оно все еще будет давить на тебя, но ты сможешь стоять прямо и идти вперед. А пока что мы все — я, дед, Эма, Дракен, Мицуя, Па — поможем тебе не упасть. Манджиро молчит, а потом всхлипывает — раз, другой.
И очень скоро снова рыдает взахлеб, выплескивая из себя то, что накопилось за весь этот непростой разговор. Вакаса удовлетворенно улыбается уголками губ и не перестает нежно поглаживать трясущуюся спину. И старается верить, что то, что он сказал, — правда.
На столе, помимо привычной чашки чая, так же привычно обвитой ладонями деда, стоит старая кружка Шиничиро, которую тот всегда отдавал Вакасе, когда приводил его к себе в гости; в ней тоже чай, но другой — черный, потому что от зеленого Вакаса плюется. На стул он почти падает, громко и мерзко скрипнув ножками, но дед даже не морщится — в его тусклых от возраста глазах плещутся глубинное понимание, искреннее сострадание и абсолютно невероятно благодарность. От этого коктейля Вакасе становится слишком неловко, и он прячется за кружкой.
Этот факт давит на него еще сильнее самой смерти Шиничиро — потому что он так и не успел попрощаться в последний раз. Ему хочется обвинить в этом Такеоми, но тогда даже под мысленную раздачу попадет и Харучие. А Харучие ни в чем не виноват.
Да и даже если виноват — он уже расплатился. Вакаса не имеет права судить его за то, что решил сам. И чисто по-человечески, потому что Вакаса любил Шиничиро больше всего в этом мире, и потому, что без Вакасы Манджиро и Эме было слишком тяжело — а с ним самим эту ношу делить они не захотели.
Вакаса справился бы с ней. Но его там не было. Не сразу он понимает, что глаза наконец слипаются, а вкус у чая оказывается немного странным.
За грудь, не позволяя упасть со стула, обхватывают тонкие ручки; кружку из ладоней забирают другие, перемотанные бинтами. Харучие невозмутимо выливает остатки чая со снотворным в раковину и смотрит ему прямо в глаза. Но возражать не стал.
Два маленьких сученыша, думает Вакаса, разрываясь между восхищением и бессильной злостью а еще — радостью, потому что эти двое, даже несмотря на произошедшее с Харучие, так быстро снова встали плечом к плечу, даже если причина тому — желание любым, даже нечестным, методом уложить его в кровать. И все же — немного облегчения и благодарности в этом диапазоне тоже было. Сам себе он такого позволить не смог бы.
Манджиро перехватывает его удобнее с одной стороны, чтобы под вторую руку поднырнул Харучие, и Вакаса все же вырубается, повисая на них всем весом. Мальчишкам, идущим следом, почти даже стыдно — но в основном за то, что сон ему не помог, а не за то, что они сговорились с дедом и подсыпали ему снотворное. Не то чтобы Вакаса собирается их обвинять, но обезболивающее все еще отказывается действовать, поэтому он все же немного злится — хотя бы за то, что голова у него раскалывается, а откладывать разговор с Кейске еще на день, чтобы мальчонку изнутри пожрала вина, он не собирается.
Манджиро, чувствуя его не сильно добрый настрой, даже идет тихо следом и не шлепает по лужам; Харучие просто повторяет за ним, пристроившись за плечом так, будто это самое родное для него место. Когда они добираются до дома Кейске, в голове у Вакасы почти окончательно формируется смутная мысль предложить Манджиро забрать Харучие в свою банду, чтобы тот маялся хотя бы знакомой дурью под присмотром. Манджиро, хоть и ленивый, но, кто бы что ни говорил, ответственный — и за своих людей особенно.
С ним, с большой вероятностью, Харучие будет трезвым и не бездомным. У лестницы они останавливаются. Лицо у Манджиро абсолютно пустое, но взгляд цепкий и внимательный; ему все еще плохо и больно, но он способен спокойно воспринимать происходящее — по крайней мере, до определенного момента.
Вакаса испытывает одновременно и тихую гордость, и страх — он не планировал, что Манджиро будет чуть ли не драться с ним за то, чтобы поговорить с Кейске не по очереди, а наедине. На такие подвиги он не был и не будет готов, но все же пришлось пойти на уступки: Манджиро поговорит с другом первым, но Вакаса будет рядом. Возможно — скорее всего, — его присутствие не понадобится, но он не хочет бросать Манджиро одного.
Да и, если быть честным, ему самому хочется из первых рук узнать, почему и за что убили человека, которого он любил. И любит до сих пор. Кольцо на груди все еще жжется, будто только раскаленное добела.
Харучие кивает, но смотрит только на Манджиро. Идея ненавязчиво пропихнуть мальчонку в Томан — так, кажется, Манджиро назвал свою пока маленькую банду — выглядит еще лучше, чем только появившись. Но, наверное, с этим они справятся и без Вакасы: Харучие наверняка мог бы стать одним из основателей Токио Манджи, если бы не его семья и желание помочь Сенджу банально выжить в собственном доме.
Когда Манджиро отмахивается, не глядя ему в глаза, Харучие хмурится, но послушно без лишних слов уходит на площадку и садится там на качели. Вакаса прослеживает взглядом его путь, встречает ответный — полный напряжения и скрытого за ним беспокойства за них обоих — и начинает подниматься, вслушиваясь в тихие шаги позади. Женщина, открывшая им дверь, — судя по всему, мать Кейске — выглядит уставшей и готовой драться со всем миром одновременно и совсем не ожидает увидеть на своем пороге кого-то вроде Вакасы — взрослого, с крашеными волосами и похожего на того, кто вот-вот отойдет в мир иной.
Эту часть Вакаса так и не успел продумать, но вперед протискивается Манджиро, и Баджи-сан пропускает их, тем не менее, не переставая подозрительно коситься в их сторону. Она явно не очень верит, что к ней могли прийти с благими намерениями младший брат и лучший друг человека, соучастником в убийстве которого невольно стал ее сын. Но, вероятно, Кейске и сам хотел с ними встретиться, потому что в квартиру они все же попадают.
Манджиро уверенно ведет Вакасу за собой и в конце концов останавливается перед дверью комнаты. На ней висит табличка с коряво выведенным хираганой «комната Кейске, не входить! Вакаса стучит вместо него.
Кейске выглядит не лучше его собственного отражения в зеркале: лохматый, с кругами под глазами, потемневшими от горя, в мятой одежде, он кажется совсем беспомощным и бесконечно виноватым — прямо как выброшенный на улицу щенок, не понимающий, за что с ним так обошлись любимые хозяева. Когда Кейске замечает, кто стоит перед ним, теряется окончательно, и Вакаса невольно думает, что именно с таким видом люди принимают свою казнь. Кейске пропускает их внутрь и закрывает дверь, прислоняясь к ней спиной; по его лицу заметно, что он находится где-то между желанием сбежать и желанием запереть себя с ними, чтобы принять заслуженное наказание.
Побеждает, судя по тому, что он не двигается с места, молча наблюдая за тем, как Манджиро занимает его кровать, а Вакаса прислоняется поясницей к подоконнику, второе. Тишина затягивается. Кейске пялится на носки своих тапочек, Манджиро смотрит в стену напротив, сцепив пальцы в замок; Вакаса по молчаливой договоренности делегирует полномочия в разговоре Манджиро, позволяя ему самому решать, куда это все в конце концов зайдет.
Кейске, в конце концов, его друг — и только Манджиро может сейчас его судить. Вакасе хватает и того, что Кейске осудил себя сам. Кейске молчит, на его глазах собираются слезы.
Манджиро они не трогают — он сидит, чуть сгорбившись и оперевшись предплечьями на колени, и продолжает смотреть — пристально, не отводя взгляда, позволяя другу заглянуть в ту Бездну, которую он породил собственными руками. Манджиро очень, очень сильно любит Кейске, внезапно понимает Вакаса. Иначе бы он, скорее всего, просто избил друга в качестве наказания.
Токийские мстители: Поднебесье
| Токийская свастика | Немного Вакаса/Шиничиро/Такемичи. meme по фф/шанс на счастье\ (Шиничиро×Такемичи) tokyo revengersПодробнее. |
| ФФ по шипу Шиничиро/Вакаса.^ | Wakasa x shinichiro 311 stories for baji, draken, izana, mikey, shinichiro, takeomi, tokyorevengers, wakasa, The best collection of stories. |
| Geko 6800 ED-AA/HHBA Handbücher | Black Dragon, which was started by Shinichiro, held its morals till the 7th generation. |
| реакция Шиничиро, Вакасы, Такемичи, и ??? на Т/и (34/?)часть | Подборка из 8 видео | Огромное количество самой разной манги, удобный поиск и сортировка. Жанры и категории. огромный каталог манги. |
реакция Шиничиро, Вакасы, Такемичи, и ??? на Т/и (34/?)часть 📺 Топ-8 видео
Шиничиро упрямо работал, оставив гостя самому себе, так что Вакаса решил поискать ещё что-то интересное. Вакаса и Бенкей Токийские Мстители. 1 Поколение черных драконов. Вакаса имауши и Шиничиро Сано. Wakasa x shinichiro - chapter 2 (art/comic).
𝐒𝐡𝐢𝐧𝐢𝐜𝐡𝐢𝐫𝐨 𝐒𝐚𝐧𝐨 𝐡𝐞𝐚𝐝𝐜𝐚𝐧𝐨𝐧𝐬
До вступления в банду «Черный Дракон», Вакаса вёл не самый лучший образ жизни в качестве лидера «Кодо Рэнго», но в итоге был дисциплинирован Шиничиро. Wakasa Shinichiro. Вакаса и Шиничиро яой. See a recent post on Tumblr from @buccini555 about wakasa x shinichiro. Discover more posts about wakasa x shinichiro.
Фанфики шиничиро - 89 фото
Братья Хайтани Токийские. Sanzu haruchiyo. Манжиро Сано. Санзу арт. Санзу и девушка арт. Братья Хайтани.
Братья Хайтани поцелуй. Братья Хайтани Токийские Мстители. Братья Хайтани арт. Такемичи Юкимару. Такемичи Данганронпа.
Юкимару Данганронпа. Такемичи Юкимару и Мондо. Хайтани Токийские. Братья Хайтани Риндо. Риндо Токийские Мстители.
РАН И Санзу фанфики. РАН И Санзу яой. Харучиё Санзу Токийские Мстители. Санзу Токийские Мстители. Санзу и Риндо шип.
Винсент Фантомхайв яой. Винсент Фантомхайв и Себастьян. Винсент и Сиэль. Сиэль взрослый яой. Ran x Sanzu.
Санзу Манга. Чифую Матсуно. Мацуно Токийские Мстители. Чифую Токийские Мстители. Мицуя Мацуно.
Самон Гокуу шипы. Нанбака яой шип. Яой шипы Намбака. Намбака яой. Хайтани Токийские Мстители.
РАН Риндо и Санзу. Токийские Мстители Санзу и братья Хайтани. Манджиро Саноэ. Токийские Мстители Маджиро. Манджиро и Такемичи.
Осаму и Ринтаро. Ринтаро суна и Осаму и Атсуму. Токийские Мстители Манга.
Вакаса Токийские Мстители.
Бенкей Токийские Мстители. Вакаса Токийские Мстители Манга. Шиничиро Сано. Вакаса имауши Токийские Мстители Манга.
Шиничиро яой. Такасу и Вакаса. Тацуми и Вакаса поцелуй. Синитиро Токийские Мстители.
Шиничиро Сано Токийские Мстители арт. Шиничиро Манга. Шиничиро Вакаса Бенкей. Синъитиро Сано.
Шиничиро Сано Токийские. Имауши Токийские Мстители. Вакаса и Бенкей. Шиничиро и Вакаса Манга.
Шиничиро Сано Вакаса имауши официальные арты. Шиничиро Сано и Вакаса. Шиничиро Сано и Такемичи. Шиничиро Манджиро.
Вакаса имуаши.
Вакаса вошёл в тебя одним пальцем и стал двигаться внутри тебя затем добавляя второй и третий пальцы. Шиничиро стустил штаны А затем и боксеры поднёс свой член к твоему рту. Ты взяла головку члена в рот и начала сосать его. Твои стоны заглушал член Шиничиро который ты заглатывала по самое горло. Через несколько минут Вакаса почувствовал что ты сжимаешь его и потихоньку начал постанывать.
Несмотря на свою слегка женственную внешность, он невероятно сильный и способный боец. Ниже покажем косплеи на этого персонажа. Вакаса Имауши Токийские мстители цитаты Если бы у меня было желание убивать, то вы бы уже давно валялись мертвыми.
Вакаса Личность и характер персонажа Вакаса — спокойный и надежный парень. Большую часть времени на его лице можно заметить скуку и незаинтересованность происходящим. Он не стремится вступать в стычки, хоть, и уверен в своих навыках.
Вакаса и шиничиро
Вакасе не нравилось сидеть с детьми(от слова совсем), но из за того, что Сенджу очень нравился Вака его уговорили остаться (точнее его уговаривал Шиничиро, поэтому он согласился) и он согласился. Arial Open Sans Time News Roman Sans Serif Palatino Linotype. Meme По Фф, Шанс На Счастье\ (Шиничиро×Такемичи) Tokyo Revengers. Вакаса не представляет, как эту новость переживет Такеоми — преданный дурак, без связи с Шиничиро слишком быстро усохший; новость о смерти их божественного Черного Дракона его просто добьет. Немного Вакаса/Шиничиро/Такемичи. meme по фф/шанс на счастье\ (Шиничиро×Такемичи) tokyo revengersПодробнее.