Там каждый бизнесмен местный ищет кому, куда, где занести. Ответ на вопрос кроссворда или сканворда: Историк местного масштаба, 7 букв, первая буква К. Найдено альтернативных определений — 15 вариантов. Елена Сенявская: Среди зарубежных историков не так уж и мало тех, кто целенаправленно лепит образ Красной Армии как "банды мародеров, насильников и убийц мирного населения", в отличие от "благородных западных союзников". сказал Новости. Помимо лекций по нескольким тематическим направлениям, а также культурной программы, участники Школы приняли разработали собстченные историк-просветительские проекты.
Историк местного масштаба
Разве можно измерить, много или мало мы говорим о войне, тогда, когда факты фальсификации истории становятся государственной политикой крупнейших европейских стран, - заявил Дмитрий Мезенцев. Госсекретарь Союзного государства напомнил, как в прошлом году в МИД России были представлены уникальные документы, касающиеся 250-летия вхождения белорусских земель в состав Российской империи. Это сотни исторических документов, которые показывают, что традиции белорусского народа, национальный уклад только поддерживался, а не принижался. Дмитрий Мезенцев сообщил о том, что в этом году в полтора раза увеличены средства союзного бюджета на финансирование гуманитарных программ. Впервые финансируется патриотический проект "Поезд памяти", когда российские и белорусские ребята проедут по местам героических подвигов, от Бреста до Сталинграда. Госсекретарь напомнил об уникальном проекте "Библиотека Союзного государства", первая книга серии которого вышла в прошлом году и была посвящена подвигам Брестского, Витебского, Минского, Могилевского и Полоцкого пехотных полков в Отечественной войне 1812 года. Мы скажем о том, что блокада Ленинграда и варварское, зверское отношение немцев к жителям Ленинградской области - это тоже факт геноцида, исторически и юридически подтвержденный, - заявил Дмитрий Мезенцев.
Члены его команды смогут в дальнейшем претендовать на получение стипендии фонда «История Отечества» для реализации своей инициативы.
Один из членов команды победителей в своей речи поблагодарил организаторов школы и отметил сплочённую работу всех участников проекта: «Спасибо всем участникам и организаторам за эту неделю, она была очень насыщенная: были очень интересные лекции, экскурсии, проектная работа была очень насыщенная. У нас сложилась идеальная команда, мы дополняли друг друга, и все участники внесли свой огромный вклад в работу, и это не преувеличение». По завершении торжественной части церемонии к залу обратился исполняющий обязанности ректора Тверского государственного университета Сергей Смирнов, отметив большую работу организаторов и поздравив победителей школы.
Forwarded from «Дороги славы-наша история» Яна Руслановна Это мероприятие собрало представителей различных национальностей, объединенных общим уважением к истории и памяти о Великой Отечественной войне. Участники конференции обсуждали важность сохранения и передачи памяти о подвигах советских людей во время войны, а также роль различных национальностей в этой эпохе.
В рамках мероприятия были представлены доклады и презентации о вкладе различных народов в победу над фашизмом, их героических подвигах и жертвах.
Накануне Нового года мы встретились с Ильей Кошкиным и узнали ряд инсайдов о его жизни. Подкаст: Подписывайтесь, чтобы первыми узнавать о важном: Другие новости Общество.
Новости истории сегодня
"" публикует самые последние новости политики России и мира. историк местного масштаба (7 букв). Пользовательское соглашение | Политика конфиденциальности. Геополитика читать на Конте. Все статьи кластера на странице | 1174846 статей. В кластерах собраны статьи по одной глобальной тематике. историк местного масштаба (7 букв). Пользовательское соглашение | Политика конфиденциальности.
Исторический момент
| Музей-заповедник «Судакская крепость» | Новости | У знаменских любителей литературы появилась возможность лично пообщаться с писателем-историком Львом Анисовым. |
| В селе Курмыш состоялась презентация книги нижегородского историка «Русский бунт, год 1918-ый» | Новость. В районе острова Большой Абако идентифицированы обломки четырнадцати затонувших кораблей, перевозивших чернокожих рабов. |
| Историк местного масштаба, сканворд, 7 букв на К | Историк-марксист, 1940, № |
| Новости и события Российского исторического общества | Новости поискового отряда "Демянск" об осенней Вахте Памяти 2021-го года. |
В ответе за правду: Дмитрий Мезенцев принял участие в работе форума историков
к, последняя - д). Российское военно-историческое общество проведет раскопки на месте массовых расстрелов в Карелии, которое обнаружил историк Юрий Дмитриев. Писатель, историк, журналист. По специальности историк-музеевед. Еще в студенческие годы выступил в качестве составителя сборников трудов философов-евразийцев.
Знаменские юнкоры взяли интервью у известного писателя-историка (видео)
Когда все стало понятно и началась война — это было шоковое состояние. Я совершенно не мог с этим справиться, не мог уложить это у себя в голове и совсем не мог работать. Преподавание у меня не получалось, наступило полнейшее онемение. Я говорил, потому что они спрашивали, все — от пятого до одиннадцатого класса спрашивали. Они были, кстати говоря, в неменьшей растерянности и таком мрачном изумлении: как так и что дальше? Это же противоречило всем вещам, которые мы изучаем на уроках в школе, говоря о неспровоцированной агрессии: например, об агрессивных или, наоборот, оборонительных войнах, противопоставляя их и так далее.
Это как бы часть школьного курса, а здесь вдруг все совершенно перевернулось в одно мгновение. И да, я говорил, конечно, но сказать-то я мог немногое, потому что и сам ничего не понимал. Да и сейчас не намного больше понимаю. Я не помню, чтобы я использовал вот эту аббревиатуру — СВО. Я называл войну войной или говорил — вторжение, нападение.
Я эти эвфемизмы не признаю, они, мне кажется, творят над сознанием еще большее насилие. Война не пройдет незамеченной для общества. Хотя я знаю, что очень многие люди в России до сих пор пытаются от этого как-то отгородиться. И все эти разговоры — а что случилось? И я понимал, что дальше будет только хуже.
Причем об экономическом положении, инфляции, курсе доллара я думал в последнюю очередь, волновало меня абсолютно не это. Я понимал, что социально-политическая обстановка будет раскаляться, будет становиться все более непримиримой. Придется либо отмалчиваться до какого-то момента, когда это будет возможно, либо проявлять лояльность, рано или поздно этого потребуют от всех, а от школьных учителей совершенно точно. У нас же история воспринимается инструментально, не дидактически, а именно как идеологический инструментарий. И когда пришло это осознание, стало абсолютно невыносимо жить.
Это была такая жестокая депрессия и желание сделать хоть что-нибудь...
Маловичко и М. Румянцевой, которые предложили разделять публицистическую «местную историю», представляющую собой «социально ориентированное историописание», связанное с «потребностями в поиске локальной идентичности», и научно ориентированную «новую локальную историю» [3]. Проблема, однако, заключается в том, что сложные отношения «новой локальной истории» и вообще исторической науки с «местной историей» которую в отечественной традиции чаще зовут историческим краеведением в современной России изучены сравнительно слабо. Значительная часть ненаучной «местной истории» предсказуемо существует за пределами тех мест, где проявляют профессиональную активность ученые-историки: авторы любительских нарративов по истории локуса публикуются в массовых газетах, издают книги в ненаучных издательствах, а в качестве потребителей их продукции и почитателей выступают местные библиотеки, школы и администрации. Соответственно, профессиональному историку достаточно просто не замечать, а, тем более, не изучать часто крайне сомнительные в научном отношении тексты по «местной истории».
В результате «местная история» окончательно оказывается предоставлена сама себе и начинает порождать исторические мифы, от правдоподобных до откровенно фантастических. Мы бы хотели подчеркнуть, что это часто не вина авторов-любителей, а их беда: без специального образования и советов ученых трудно избежать многих ошибок. Нам показалось интересным обратиться к конкретным случаям написания социально ориентированной истории локуса, при этом рассматривая такую историю одновременно с позиций исторической науки и социального успеха. Насколько вообще возможно создать работу, которая бы и формировала локальную идентичность у местного читателя, и соответствовала требованиям к современному научному исследованию? Какие нарративы по локальной истории, своеобразные «истории поселений», наиболее успешны в обществе, а какие наиболее востребованы у историков? Чтобы получить ответ на этот вопрос, мы обратились к пяти актуальным примерам 4 относятся к поселениям Ростовской области, 1 — к поселению Краснодарского края , каждый из которых раскрывает определенную проблематику истории локуса: 1 Конструирование локальной истории города Аксая В.
Гладченко и сторонниками его идей откровенное мифотворчество с акцентом на социальный успех ; 2 Конструирование локальной истории села Стефанидинодара А. Мирошниченко и В. Назаренко реальное открытие новых фактов закончилось публичным ненаучным конфликтом исследователей в связи с желанием каждого стать первооткрывателем даты основания села ; 3 Конструирование локальной истории города Константиновска В. Граф попытка реконструкции локальной истории исследователем-любителем превращается в кодификацию мифов и реальных фактов из-за неспособности различать их ; 4 Конструирование локальной истории станицы Милютинской А. Скориком профессиональный историк, четко противопоставляя себя краеведческой традиции, пишет научно-популярную книгу о локусе ; 5 Конструирование локальной истории станицы Троицкой А. Дюкаревым и А.
Шамарой профессиональный историк выступает исполнителем заказа местного жителя, соотнося локальный миф и историю, пытаясь совместить их. Разумеется, возможны и совершенно иные подходы к проблеме «местной истории», социально ориентированного историописания локуса. Однако нам хотелось раскрыть не теоретические построения, а именно реальный опыт историков-профессионалов и краеведов-любителей Юга России, относящийся к 2010-2020 гг. И последние два предварительных замечания. Во-первых, часть наших наблюдений и оценок достаточно критичны по отношению к известным любителям местной старины. Однако мы считаем крайне важным, чтобы откровенные оправдания фальсификации исторических событий и памятников встречали жесткий отпор хотя бы со стороны профессиональных историков.
Должен критиковаться и непрофессионализм, ведущий к систематическим ошибкам и неточностям в историческом тексте. Во-вторых, мы будем регулярно обращаться к материалам, на которые профессиональные историки ссылаются не часто: к сайтам местных библиотек, администраций, к историческим статьям в региональных газетах и т. Это связано с самой тематикой нашей статьи: невозможно в полной мере понять создателей «местной истории», не обратившись к тем текстам, в которых их тексты получают положительные оценки. Как порой бывает с книгами по локальной истории, издание вышло ярким, с богатым иллюстративным рядом, включавшим исторические фотографии. Вот только в 2009 г. Аваков [5].
Не будем перечислять всех отмеченных им ошибок, приведем только самые интересные. Нет никаких оснований считать, что персидский царь Дарий был в Аксайском устье, а апостол Андрей Первозванный — на территории города Аксай; этимология слова «казак» остается спорной, но утверждение о том, будто бы оно означает «главный ас», мягко говоря, надумано; наконец, Аксайской епархии, к которой в книге был отнесен один из действующих священников, никогда не существовало и не существует на 2004 г. Общий уровень данной книги вполне ясен уже из этих ошибок. Однако для нас более интересны общие замечания П. Авакова о разбираемом нарративе. Он отметил, что по существу книга «Аксайский район: история и современность» представляет собой компиляцию из текстов разных авторов, причем полноценного концептуального отбора материала не проводилось: «Под одну обложку втиснуто и притянуто за уши все, что имеет, по мнению автора, отношение к истории Аксайского района» [7].
Составитель компиляции, В. Ложбанидзе, фактически, не исследовал, а выдумывал историю описываемого локуса: «Автор тщился преувеличить историческую роль Аксая, пытался подыскать ему знатных предков в мифологии и древней истории, проецировал на его территорию события, происходившие совсем в других местах» [8]. И вердикт П. Авакова неутешителен: составитель, его консультанты и редакторы, в числе которых не было профессиональных историков, создали «эрзац-историю, грубую фальшивку» [9]. Таким образом, мы имеем дело с предельно ненаучным и фантастичным вариантом конструирования локальной идентичности. Однако своего читателя книга нашла.
Так, она упоминается наравне с полноценными научными исследованиями по донской истории на сайтах непритязательных районных библиотек Ростовской области [10]. Но есть и более показательный сюжет. Одним из консультантов при написании книги «Аксайский район: история и современность» был авторитетнейший местный краевед и директор Аксайского военно-исторического музея В. Гладченко [11]. На сайте Аксайской районной библиотеки он безапелляционно объявлен «создателем аксайской истории» [12]. Из дальнейшего текста о В.
Гладченко следует, что «создал» он историю Аксая в том смысле, что сделал ее привлекательной для неподготовленного слушателя, связав со знаковыми фигурами российской истории: «Самые отпетые хулиганы слушали его, раскрыв рты. Оказывается, именно здесь, в Аксае, в заброшенном домике станционного смотрителя пил чай из самовара сам Пушкин. И Лермонтов, и Толстой, и композитор Алябьев» [13]. Информация о том, будто бы А. Пушкин останавливался на аксайской почтовой станции, вошла и в книгу «Аксайский район: история и современность», а затем была полностью опровергнута П. Аваковым: как отметил профессиональный историк, вообще-то почтовая контора в Аксае была открыта только в 1841 г.
Но, несмотря на критику П. Авакова, в 2018 г. Гладченко и развивающая его спорные идеи, книга Ю. Трущелева «Аксайскому военно-историческому музею — 70 лет» [15]. Крайне показательна реакция на ее выход на страницах важнейшего издания донских краеведов, «Донского временника», в свое время опубликовавшего рецензию П. Авакова т.
И вот что пишет краевед М. Джунько в связи с сомнениями в достоверности музеефицированных В. Посетители оставляют благодарные отзывы, приезжают снова» [16]. Несколько другими словами ту же идею приоритета социальной востребованности над исторической достоверностью развивает литератор Э. Он приводит некоторые высказывания Ю. Трущелева, мягко говоря, полностью дискредитирующие В.
Гладченко как исследователя, а потом замечает: если бы у Гладченко и были «какие-то сомнения в военном прошлом объекта, то он держал бы их при себе. По мнению Э. Сокольского, речь вообще идет не о допустимости подлога исторических источников, а всего лишь о «литераторских» моментах, «вызывающие улыбку» [18]. И вообще, оказывается, «дилетантские» пассажи лишь украшают книгу, придают ей эмоциональный градус «искреннего неравнодушия» [19]. Из подобных рецензий вполне видна значительная часть целевой аудитории «историй поселений». Это люди, которых в принципе мало волнует реальная история и поиск исторической истины, но которыми востребованы легенды о родном месте, делающие его историю более привлекательной и интересной.
Соответственно, им нужны создатели истории их родного локуса в прямом смысле этого слова: люди, которые будут пытаться не реконструировать реальную историю, а создавать правдоподобные или даже неправдоподобные легенды, эту историю фальсифицировать и возвеличивать. Конечно, такие люди находятся не всегда. Однако и добросовестный автор «истории поселения», особенно если он не является профессиональным историком, зависим от своих читателей или склонен к поиску сенсаций, а потому легко может оказаться на границе если не за границей между научным исследованием и мифотворчеством, рискуя превратиться в комического персонажа. Причиной ее появления стали следующие события. В том же году, несколько ранее, таганрогский краевед В. Назаренко опубликовал в «Донском временнике» статью «Именем Стефаниды» с подзаголовком «К 190-летию основания села Стефанидинодар Азовского района» [21].
Хотя прямо дата основания села в тексте не указывалась, судя по контексту, он имел в виду 21 июля 1828 г. Однако почти одновременно эту дату предложил считать основанием Стефанидинодара другой краевед, житель данного села А. Мирошниченко, выступив на сей раз уже в ненаучном, но более популярном у широкой публики издании, в местной газете «Приазовье» [23]. А затем между двумя краеведами началась публичная дискуссия с обвинениями личного характера: выяснилось, что они работали над изучением истории села вместе, но поссорились, и теперь взаимно обвиняют друг друга в присвоении результатов исследований. Для нас важна не личная дискуссия краеведов, а то, что они от нее быстро перешли к спору о том, когда был основан Стефанидинодар, причем этот спор сопровождался постоянными апелляциями к важности этого сюжета для исторической памяти местных жителей. Мирошниченко настаивал на том, что именно он, а не В.
Назаренко, первым выявил дату основания села Стефанидинододар 21 июля 1828 г. Назаренко, однако, внезапно сменил свое мнение на счет даты основания села и начал доказывать, что им выведена более научно обоснованная дата 1830 г. Он призвал современных жителей села отметить 190-летний юбилей в 2020 г. Для понимания отношений этих двух краеведов с местными жителями показательна риторика В. Наконец, поддержавший А. Мирошниченко краевед Д.
Зенюк решил вывести журнальную дискуссию на административный уровень, заявив, что попросит власти «официально утвердить 21 июля 2 августа по новому стилю 1828 г. Мирошниченко и Д. Зенюк обратились к самим жителям села Стефанидинодар. Согласно официальным документам, 22 сентября 2018 г. Стефанидинодар Азовского района. Согласно заявителям данных писем — 21 июля 1828 года» пунктуация сохранена [29].
Установление исторических дат голосованием заинтересованных в них непрофессионалов выглядит откровенно новаторским методом. Использование подобного хода в дискуссии возмутило В. Назаренко, он обратился к вышестоящим властям, и в итоге был созван круглый стол, на который, наконец, пригласили достаточно авторитетного профессионального историка, начальника отдела археологии Азовского музея-заповедника А. Он предложил датировать основание Стефанидинодара не 1828 г. В той же статье указано, что самим жителям села «не понравилось, что кто-то хочет отменить решение, принятое на сходе», а еще они «приняли сторону своего земляка» [31]. И в итоге местные депутаты выступили с таким решением снова обращаем внимание на риторику : «Оставить без изменения ранее вынесенное решение, так как оно отражает мнение жителей села, озвученное на сельском сходе 22 сентября 2018 г.
Как мы видим, важнее оказались не историческая правда и не научная дискуссия, а мнение местных жителей, многие из которых, вероятно, вообще были не в курсе критики утвержденной ими даты профессиональным историком. Мы бы хотели обратить внимание и на другие детали этой истории. Прежде всего, отметим, что дискуссия между местными краеведами велась преимущественно не на страницах «Донского временника» или, тем более, научных журналов, но в местной, даже не областной, а районной азовской прессе. Таким образом, о какой-то профессиональной редактуре и, тем более, рецензировании их работ не шло и речи. Привлечение к спору местных жителей также и администрации, взаимные обвинения в нарушении профессиональной этики и общий градус дискуссии так же свидетельствуют, что данный спор быстро перестал быть научным. Как нам представляется, началась битва амбиций, спор за право считаться первооткрывателем даты основания села Стефанидинодар.
Об этом свидетельствует и крайне пафосная риторика обеих сторон. Так, выход в «Донском временнике» и двух азовских газетах пяти статей двух авторов о Стефанидодаре А. Зенюк совершенно серьезно именуют «исследовательским ажиотажем» [33]. Назаренко называет неточности при описании хода подготовки этих статей «коверканием историографии» [34]. Самое же ироничное, что при этом с научной точки зрения между всеми спорящими различий вообще нет: все они признают, что земля, на которой вскоре возникло поселение, была куплена Стефанидой Похвисневой в 1828 г. Таким образом, все сводится к формальному вопросу о том, что считать основанием села, и кто, в зависимости от итогов этого выбора, будет считаться первооткрывателем данной даты, А.
Мирошниченко или В. Выходит, что, хотя в данном случае краеведы действительно занимались исследованием, выявили новые факты в архивных материалах, вовлекаемых в научный оборот, а не сочинили их, значительная часть их деятельности оказалась откровенно контрпродуктивна и свелась к борьбе самолюбий. А еще из данного примера хорошо видна ограниченность тех «историй поселения», которые ориентируются исключительно на местного читателя, жаждущего фактов или легенд об истории родного локуса. Едва ли стороннему жителю Ростовской области, не говоря уже о России или мире в целом, принципиально важно, было основано село Стефанидинодар население по переписи 2010 г. Разумеется, микроистория и «новая локальная история» могут придавать универсальную ценность и изучению самых маленьких поселений. Так, С.
Румянцева приводят слова Л. Репиной, согласно которым научная региональная история должна быть «эффективным инструментом исторического познания» [35]. Однако, как видно из случаев В. Гладченко, А. Назаренко, рассчитанные исключительно на местного читателя «истории поселений» рискуют вообще перестать быть инструментом познания, превратившись даже не в инструменты конструирования важных для жителей локуса мифов, но в инструменты доказательства авторских концепций, ориентированных исключительно на социальный успех, а не на научное исследование. Именно поэтому, переходя от примеров очевидно проблемных «историй поселений» к примерам более удачным, мы считаем нужным начать с нарратива, лишенного столь явно выраженных недостатков и не вызвавшего серьезной критики, при этом написанного не профессиональным историком и ориентированного на местного читателя — чтобы понять, насколько успешным будет такой текст.
Граф «Наш Константиновск» [36]. Исследования В. Граф востребованы примерно той же целевой аудиторией, что и работы предыдущих рассмотренных нами авторов. Три ее книги приведены на официальном сайте Константиновского района в числе публикаций по местной истории [37]. Статью к ее юбилею опубликовал «Донской временник» [38]. В то же время ее работы не слишком востребованы в среде профессиональных историков.
Впрочем, о ней упоминает известная исследовательница донской церкви А. Шадрина в статье с характерным названием-пожеланием «Краевед должен быть историком! Согласно А. Шадриной, В. Граф «замечательный константиновский краевед», но «ее поэтичные краеведческие эссе значительно выиграли бы, если бы автор указывал источники, из которых черпал информацию» [40]. Собственно, уже из этого ясно, почему более разбирающегося в исторической науке читателя нарратив В.
Граф едва ли удовлетворит: сведений об источниках информации в нем мало, и поэтому он обычно не проверяем. Между тем, в нем есть серьезные ошибки и умолчания, но об этом мы подробнее напишем далее. Как мы уже видели, книга «Аксайский район: история и современность» представляла собой слабо систематизированную компиляцию, а А.
Юнкоров интересовало, что вдохновляет литератора на написание книг, какие исторические периоды ему наиболее интересны, сложно ли быть не просто писателем, а ещё и историком. Первую книгу прозы — «Свадьба» он выпустил в 1982 году. Секретарь правления Союза писателей России с 1998 года. Материалы по теме.
Подведены итоги работы III Форума архивистов, историков и краеведов города Симферополя и Республики Крым, по результатам которых отмечена положительная динамика в решении вопросов, вынесенных на обсуждение форума, и обозначены наиболее значимые из них: увеличение штатной численности под потребность муниципальных архивных учреждений; обеспечение создания государственного архива новейшей истории на базе Государственного архива Республики Крым по личному составу; организация системной работы по проведению мероприятий, направленных на изучение и популяризацию исторического и документального наследия; активная работа по взаимодействию с архивными учреждениями субъектов Российской Федерации и центральными государственными архивами России, путем подборки документов для проведения совместных выставок.
В ходе проведения форума были заслушаны доклады сотрудников кафедры документоведения и архивоведения исторического факультета Таврической академии Крымского федерального университета им. Вернадского: доктора исторических наук, профессора Дмитрия Прохорова и кандидата исторических наук, доцента Жанны Соколовой; корреспондента газеты «Ялтинские вести», ведущей рубрики «Страницы истории», члена КРО РОИА Наталии Сырбу; начальника архивного отдела администрации г. В формате видеоконференцсвязи подключились коллеги из городов федерального значения Москва и Санкт-Петербург, городов в России, являющихся административными центрами Республики Татарстан, Ярославской области, Выборгского муниципального района Ленинградской области, г.
Историк местного
По словам директора ИРИ РАН Юрия Петрова, в общей сложности над проектом трудятся более 400 историков из академических и высших учебных заведений, а также музеев и ведущих архивных хранилищ. Истопник при паровом котле. Историк регионального масштаба. 23 апреля. Новости. Вероятнее всего под "историком местного масштаба" понимается специалист, изучающий историю родного края/города/села (то есть ограниченной территории).
Премьера спектакля «Расследование местного масштаба»
| Историк местного масштаба 7 букв | Ученый пишет книгу о том, что правоверным даже обсуждать запрещено. Дамир Исхаков подробно изучил особенности древнетюркского секса и собирается выпустить Татарскую Камасутру. Как уверяет исследователь, это будет настоящая сенсация, в древних документах. |
| О масштабах репрессий | Ответ на вопрос "Историк местного масштаба ", 7 (семь) букв: краевед. |
Премьера спектакля «Расследование местного масштаба»
Также, историк подчеркнул, что постоянно в литературе и в медиа происходит подмена исторических понятий. Как пример он привел термин «землепроходцы», который сегодня представляется как идеологизированный, хотя он изначально возник в русских документах, как представление со стороны Российского государства о продвижении за Урал. Отличная лекция!
Мирошниченко настаивал на том, что именно он, а не В. Назаренко, первым выявил дату основания села Стефанидинододар 21 июля 1828 г. Назаренко, однако, внезапно сменил свое мнение на счет даты основания села и начал доказывать, что им выведена более научно обоснованная дата 1830 г.
Он призвал современных жителей села отметить 190-летний юбилей в 2020 г. Для понимания отношений этих двух краеведов с местными жителями показательна риторика В. Наконец, поддержавший А. Мирошниченко краевед Д. Зенюк решил вывести журнальную дискуссию на административный уровень, заявив, что попросит власти «официально утвердить 21 июля 2 августа по новому стилю 1828 г.
Мирошниченко и Д. Зенюк обратились к самим жителям села Стефанидинодар. Согласно официальным документам, 22 сентября 2018 г. Стефанидинодар Азовского района. Согласно заявителям данных писем — 21 июля 1828 года» пунктуация сохранена [29].
Установление исторических дат голосованием заинтересованных в них непрофессионалов выглядит откровенно новаторским методом. Использование подобного хода в дискуссии возмутило В. Назаренко, он обратился к вышестоящим властям, и в итоге был созван круглый стол, на который, наконец, пригласили достаточно авторитетного профессионального историка, начальника отдела археологии Азовского музея-заповедника А. Он предложил датировать основание Стефанидинодара не 1828 г. В той же статье указано, что самим жителям села «не понравилось, что кто-то хочет отменить решение, принятое на сходе», а еще они «приняли сторону своего земляка» [31].
И в итоге местные депутаты выступили с таким решением снова обращаем внимание на риторику : «Оставить без изменения ранее вынесенное решение, так как оно отражает мнение жителей села, озвученное на сельском сходе 22 сентября 2018 г. Как мы видим, важнее оказались не историческая правда и не научная дискуссия, а мнение местных жителей, многие из которых, вероятно, вообще были не в курсе критики утвержденной ими даты профессиональным историком. Мы бы хотели обратить внимание и на другие детали этой истории. Прежде всего, отметим, что дискуссия между местными краеведами велась преимущественно не на страницах «Донского временника» или, тем более, научных журналов, но в местной, даже не областной, а районной азовской прессе. Таким образом, о какой-то профессиональной редактуре и, тем более, рецензировании их работ не шло и речи.
Привлечение к спору местных жителей также и администрации, взаимные обвинения в нарушении профессиональной этики и общий градус дискуссии так же свидетельствуют, что данный спор быстро перестал быть научным. Как нам представляется, началась битва амбиций, спор за право считаться первооткрывателем даты основания села Стефанидинодар. Об этом свидетельствует и крайне пафосная риторика обеих сторон. Так, выход в «Донском временнике» и двух азовских газетах пяти статей двух авторов о Стефанидодаре А. Зенюк совершенно серьезно именуют «исследовательским ажиотажем» [33].
Назаренко называет неточности при описании хода подготовки этих статей «коверканием историографии» [34]. Самое же ироничное, что при этом с научной точки зрения между всеми спорящими различий вообще нет: все они признают, что земля, на которой вскоре возникло поселение, была куплена Стефанидой Похвисневой в 1828 г. Таким образом, все сводится к формальному вопросу о том, что считать основанием села, и кто, в зависимости от итогов этого выбора, будет считаться первооткрывателем данной даты, А. Мирошниченко или В. Выходит, что, хотя в данном случае краеведы действительно занимались исследованием, выявили новые факты в архивных материалах, вовлекаемых в научный оборот, а не сочинили их, значительная часть их деятельности оказалась откровенно контрпродуктивна и свелась к борьбе самолюбий.
А еще из данного примера хорошо видна ограниченность тех «историй поселения», которые ориентируются исключительно на местного читателя, жаждущего фактов или легенд об истории родного локуса. Едва ли стороннему жителю Ростовской области, не говоря уже о России или мире в целом, принципиально важно, было основано село Стефанидинодар население по переписи 2010 г. Разумеется, микроистория и «новая локальная история» могут придавать универсальную ценность и изучению самых маленьких поселений. Так, С. Румянцева приводят слова Л.
Репиной, согласно которым научная региональная история должна быть «эффективным инструментом исторического познания» [35]. Однако, как видно из случаев В. Гладченко, А. Назаренко, рассчитанные исключительно на местного читателя «истории поселений» рискуют вообще перестать быть инструментом познания, превратившись даже не в инструменты конструирования важных для жителей локуса мифов, но в инструменты доказательства авторских концепций, ориентированных исключительно на социальный успех, а не на научное исследование. Именно поэтому, переходя от примеров очевидно проблемных «историй поселений» к примерам более удачным, мы считаем нужным начать с нарратива, лишенного столь явно выраженных недостатков и не вызвавшего серьезной критики, при этом написанного не профессиональным историком и ориентированного на местного читателя — чтобы понять, насколько успешным будет такой текст.
Граф «Наш Константиновск» [36]. Исследования В. Граф востребованы примерно той же целевой аудиторией, что и работы предыдущих рассмотренных нами авторов. Три ее книги приведены на официальном сайте Константиновского района в числе публикаций по местной истории [37]. Статью к ее юбилею опубликовал «Донской временник» [38].
В то же время ее работы не слишком востребованы в среде профессиональных историков. Впрочем, о ней упоминает известная исследовательница донской церкви А. Шадрина в статье с характерным названием-пожеланием «Краевед должен быть историком! Согласно А. Шадриной, В.
Граф «замечательный константиновский краевед», но «ее поэтичные краеведческие эссе значительно выиграли бы, если бы автор указывал источники, из которых черпал информацию» [40]. Собственно, уже из этого ясно, почему более разбирающегося в исторической науке читателя нарратив В. Граф едва ли удовлетворит: сведений об источниках информации в нем мало, и поэтому он обычно не проверяем. Между тем, в нем есть серьезные ошибки и умолчания, но об этом мы подробнее напишем далее. Как мы уже видели, книга «Аксайский район: история и современность» представляла собой слабо систематизированную компиляцию, а А.
Назаренко предпочли созданию единого нарратива многочисленные газетные статьи. Фрагментарность повествования характерна и для В. Граф: фактически ее книга — это сборник статей, прежде публиковавшихся в местной прессе. Последовательного описания Константиновска в ней нет: вместо этого статьи сгруппированы по трем разделам: «Константиновск исторический», «Константиновск живописный» и «Константиновск литературный» [41]. В принципе, подобное деление логически обосновано, и его можно было бы назвать удачным, если бы не крайне неочевидное членение конкретных материалов по разделам: так, статьи об истории районной журналистики включены в исторический раздел, а статьи о георгиевских кавалерах из семьи Дукмасовых — в раздел литературный при этом об их литературном творчестве в тексте упоминаний нет, только о военных подвигах [42].
Рецензирования или научной редактуры книга, судя по всему, не проходила. Для нас важно, что в одной из этих статей, о константиновском краеведе В. Крюкове, В. Граф высказывает свое мнение об общих вопросах краеведения. Однако дальнейшие рассуждения В.
Граф соответствуют логике конструирования локального мифа и не имеют ничего общего с реальным историческим исследованием: «Люди хотят знать о тех местах, где они родились и выросли. Это патриоты своей малой Родины, любящие свой край» [44]. Как мы видим, ключевым качеством даже не краеведа, а КРАЕВЕДА снова становится местный патриотизм и любовь к родному локусу, а вот о необходимости для него научного профессионализма и стремления к объективности В. Граф ничего не пишет. И это не случайно.
Далее в тексте краеведение уже прямо рассматривается как «средство нравственного воспитания молодежи», которое «прививает любовь к Родине, воспитывает уважение к ее истории, к мирному и ратному труду дедов и отцов, формирует мировоззрение патриота и гражданина» [45]. Это едва ли не идеальная иллюстрация к утверждению С. Маловичко и С. Румянцевой о том, что так называемая «местная история» является «социально ориентированным историописанием», связанным с «потребностями в поиске локальной идентичности», и не должна относиться к исторической науке. Однако, в отличие от разобранных выше авторов, социально ориентированный подход к истории в случае с В.
Граф не означает, что исследовательница «создает» мифические артефакты прошлого или пытается навязывать читателю социально значимые для родного локуса исторические даты. Но при этом и собственно историческое исследование, выявление достоверности описываемых фактов для В. Граф, по-видимому, не является принципиально значимым. Она в большинстве случаев ограничивается тем, что приводит информацию по различным источникам и литературе, не проводя ее научной критики, что естественным образом ведет к неточностям и спорным местам. Например, исследовательница пишет: «Народный герой Дона Степан Тимофеевич Разин, как известно, родился в Черкасске в семье донского казака» [46].
Однако в действительности точное место рождения С. Разина неизвестно: помимо Черкасска местом его рождения различные авторы называют Пять изб и Зимовейскую, причем преобладающим является именно последний вариант [47]. Далее в Константиновске обнаруживается связанный с С. Разиным артефакт: В. Граф не «создает» его сама, но указывает, что, по мнению ростовского журналиста В.
Моложавенко, «в городе Константиновске еще сохранилась груша из сада, посаженного сыном Степана на подворье Макаровых по улице Карташова» [48]. Обратившись к первоисточнику, мы можем увидеть, что В. Моложавенко не указывает, откуда ему известно, что данная груша была посажена сыном С. Разина, но часть информации об этом сыне ему сообщил хозяин участка, на котором росла эта груша, да и вообще очерк В. Моложавенко о С.
Разине полон приводимых совершенно серьезно рассказов неких «старожилов» о казненном триста лет назад атамане [49]. Считает уместным приводить информацию, полученную от местных жителей, без указания на ее явную неподтвержденность и сама В. В итоге статья В. Граф о С. Разине по уже знакомым нам лекалам четко увязывает фигуру легендарного атамана с Константиновском, вовлекая его в локальную память: именно тут, якобы, растет груша, посаженная его сыном, а краевед соседней станицы нашел легендарный разинский клад.
Но общий уровень достоверности приводимых сведений, мягко говоря, сомнителен, а самыми слабыми оказываются как раз те, которые работают на вовлечение С. Разина в историческую память локуса, хотя В. Граф лично ничего не выдумывает, но просто цитирует и пересказывает работающие в пользу ее нарратива тексты. Не менее любопытна статья В. Граф о П.
Она написана куда более точно в историческом отношении, а связь фигуры П. Краснова с Константиновском бесспорна: он сам писал в предисловии к роману «Амазонка пустыни», что «предлагаемый роман написан в марте 1918 года в станице Константиновской, на земле Войска Донского» [51]. Однако П. Краснов является одной из наиболее спорных фигур донской истории из-за службы А. Гитлеру в годы Великой Отечественной войны.
Соответственно, проблема вовлечения его фигуры в локальную память достаточно неоднозначна в моральном плане: он может позиционироваться и как герой Первой Мировой войны, и как крупнейший казачий коллаборант Второй Мировой войны, осужденный на смертную казнь. Граф вместо разрешения этой проблемы просто от нее уходит, рассматривая П. Краснова исключительно как писателя, и вовсе не касаясь его биографии после марта 1918 г. В итоге связанная с историей места неоднозначная, но знаменитая историческая фигура упрощается, сводясь к бесспорно положительным сторонам своей деятельности, и Константиновск обретает не противоречивого государственного и военного деятеля, а известного писателя, связанного с городом. Мы видим, что, если В.
Назаренко выступают преимущественно «создателями» мифов об истории локуса, на более или менее достоверной основе выстраивая социально ориентированные историографические конструкты, то В. Граф выступает в роли «кодификатора»-потребителя подобных конструктов, не отделяя их в своем тексте от более достоверных историографических конструктов, созданных профессиональными историками, и полученной лично эксклюзивной информации. На наш взгляд, ее книга наиболее ценна именно там, где она оказывается источником, а не литературой: в статьях о современных краеведах и писателях Константиновска, которых автор знает лично. При этом конструирование мифа в данном случае произошло неосознанно, исключительно потому, что автор не владеет методологией исторической науки: В. Граф просто свела воедино обнаруженную ей информацию о Константиновске, сделав акцент на социально значимых, но не всегда достоверных и всегда трактуемых патриотически сюжетах.
Сочинение «историй поселений» непрофессиональными авторами для местной аудитории регулярно в итоге оказывается не исследованием, а мифотворчеством. Отметим, что П. Аваков и А. Шадрина в своих текстах в «Донском временнике» пришли к частично схожим с нашими выводам. Так, П.
Аваков пишет о «краеведческой склонности к гиперболизации местных реалий» в смысле их возвеличивания [53]. Шадрина отмечает в качестве типичных для многих современных краеведов черт неумение выстраивать композицию нарратива и превращение его в «перечень документов или сведений из ранее опубликованных изданий»; опору не на архивные первоисточники, но на более ранние книги; отказ от проставления сносок на источники информации, что делает ее непроверяемой [54]. С учетом многочисленности разного рода «историй поселений», предлагаемых современному читателю, проблема мифотворчества об истории локуса куда важнее, чем может показаться на первый взгляд. Во-первых, нарративы, подобные разобранным выше, создают у своих читателей совершенно ложные представления о нормальности некритического подхода к источнику информации и даже о допустимости его подлога. Яркие примеры этого уже не у самих авторов «историй поселения», но у их поклонников мы видели выше: Ю.
Трущелев, М. Джунько и Э. Сокольский фактически говорят о неважности исторической достоверности мифа об истории Аксая, созданного В. Гладченко, апеллируя к социальной востребованности этого мифа. Во-вторых, подобные нарративы ведут к своеобразному обесцениванию истории и как повествования, и как науки: событие из истории локуса оказывается возможным сконструировать на заведомо недостаточной источниковой базе, а затем «доказать» его не научными, а общественно-политическими методами.
Тут лучшим примером может служить то, что дату основания села Стефанидинодар в итоге определяли сельские депутаты, которые не учли замечаний профессионального историка А. А тенденции к субъективности и социальной ангажированности повествований о прошлом, на наш взгляд, оказываются опасны уже не столько для «истории поселений», сколько для российской исторической науки в целом. Подход исследователей-любителей внезапно выглядит очень близким к тем методологическим новациям В. Мединского, которые вызывают критику у многих профессиональных историков. Напомним, что, по мнению А.
Юрганова, В. Мединский желает «подчинить науку актуальностям современного идеологического сознания» [55].
Важную роль в их разработке и апробации сыграл бы научно-образовательный центр по историческим наукам, который целесообразно было бы организовать усилиями Сыктывкарского госуниверситета и ИЯЛИ. Съезд был проведен в дни 45-летия ИЯЛИ, поэтому начался он с чествования ветеранов науки, со дня основания работающих в стенах института. Главных научных сотрудников института Э. Савельеву, А. Турубанова, В. Чупрова и В.
Поэтому решил не искушать судьбу. Хотя финансово достаточно крепко стол на ногах — мои книги продавались, я читал лекции, проводил экскурсии. Но вот это ощущение медленного удушения… Как в старой Испании, где была смертная казнь - удушение через такое специальное иезуитское устройство под названием гаррота. И вот такая гаррота сейчас на горле нашей русской общины Латвии. И это медленное удушение будет продолжаться", - уверен собеседник. Гусев подчеркивает, что по-прежнему любит Латвию, латышей, коих у него в друзьях много, но "адекватные латыши тоже как правило сидят тише воды ниже травы, боятся быть обвиненными в нелояльности - это сегодня самое страшное обвинение". После лекций к нему подходили люди называли последней надеждой, светочем, это было очень приятно и ответственно, "но с другой стороны я не хотел становиться сакральной жертвой". Русская душа оттаивает от простого общения "Я сейчас живу я в очаровательном месте - стал деревенским жителем, мы под городом Звенигородом у местного священника в доме. Это прекрасный, чудесный человек — отец Сергий. Это та самая история, когда еще недавно совершенно незнакомый тебе человек стал как отец родной. Он священник, покровитель, мой духовный отец. Это великое божественное чудо, что я нашел такого человека, потому что без него оказался бы в ужасном положении. Нас свела судьба через общих знакомых, я просто позвонил ему, а он сказал: "Немедленно приезжай, решайся, мы поможем, поддержим". Он и его супруга просто святые люди", - делится подробностями Игорь Гусев. Он говорит, что столкнулся в России и с болезненными моментами — они были связаны с началом оформления документов. Но этот негатив перевешивает "невероятная теплота людей". Вот стоишь на остановке, с одной стороны ждешь междугородний автобус, который просто не пришел - это печально, но рядом со мной стоят неунывающие люди, с которыми через пять минут общения ты уже близкий друг, еще немного, и они готовы позвать меня в гости. Или мгновенное знакомство - стою на улице, идет женщина с собакой, подходит ко мне, начинает мне про своего питомца рассказывать. Вот это вот русская простодушная непосредственность она очаровательна. В Латвии это немыслимо, там все люди холодные и смотрят друг на друга с недоверием", - искренне поражается новым реалиям латвийский историк. И добавляет, что чувствует, как его русская душа в России просто оттаивает от этого человеческого тепла. Поэтому весь негатив уходит на второй план. Боже упаси. Я люблю Россию и всегда ее любил и в этой связи меня трудно чем-то запугать. Тем более, что я в отличие от многих уже выросших в Латвии русских людей, которые Россию любят заочно и никогда здесь не были, по Европам ездили, а в Россию как-то не сложилось, я Россию знаю. Латвия же все делала для того, чтобы разорвать семейные, дружеские связи. А у меня все детство прошло в России - я ездил к бабушке в Калининскую область. Помню вот эти вот свои ощущения, запах земли, стрелянные гильзы, которые мы с пацанами находили, рассказы тогда еще молодых ветеранов войны", - вспоминает собеседник.
Из Латвии вытравили последнего русского историка
Автор книги – нижегородский историк, журналист, писатель Вадим Андрюхин. Участникам мероприятия также представили выставку подлинных документов «История Курмыша и его округи в документах Центрального архива Нижегородской области». Из истории художественной жизни 1920-х годов» независимый исследователь и историк Михаил Бирюков задумал как биографию «амазонки. Писатель, историк, журналист. По специальности историк-музеевед. Еще в студенческие годы выступил в качестве составителя сборников трудов философов-евразийцев. Когда я был молодым студентом-историком после распада Советского Союза, у меня были иллюзии, что страна изменится.