подобно герою своей книги, писатель бросил в огонь первую редакцию романа. Как хорошо известно, знакомство Булгакова с С. состоялось после булгаковского письма от 28 марта 1930 года, адресованного Правительству СССР, но предназначавшегося в первую очередь генеральному секретарю. В марте 1930-го, после запрета пьесы «Кабала святош», Булгаков сжигает вырванные из рабочих тетрадей листы: «И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе», — пишет он 28 марта 1930 года в письме правительству СССР.
"Рукописи не горят" (по роману М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"). 11-й класс
Попробуем вместе ответить на эти вопросы. Я предлагаю вам свой вариант прочтения произведения. Талант Булгакова — писателя носил ярко выраженный сатирический характер, другой особенностью его была исповедальность: все произведения художника в той или иной мере биографичны, им присуще личностное, булгаковское — его боль, его оценка описываемого. Слайд 3 Учитель: В первоначальном варианте романа не было Мастера и Маргариты. Слайд 4 Учитель: Многие образы романа восходят к впечатлениям и фантазиям детства. Я был на приеме у сатаны! Но первым толчком к замыслу образа была музыка — опера Шарля Гуно, написанная на сюжет Гете и поразившая Булгакова в детстве. Вероятно, писатель видел в роли Мефистофеля Федора Шаляпина, ибо одеяние булгаковского Воланда повторяет сценический костюм оперного певца. Слайд 6 Учитель: Образ Мастера был автопортретным, много совпадений в судьбе героя и Булгакова.
У Михаила Афанасьевича были легкие, рассыпающиеся светлые волосы, они мешали ему, и работать он любил, натянув на голову колпак. Слайд 8 Учитель: Первый полный вариант романа Булгаков завершил в 1934 году, последний — в 1938. Но Булгаков был убежден, что для писателя созданное — создано, даже если оно не сохранилось. Мы с вами имеем возможность прочитать роман без купюр. Попробуем понять то, что так хотел сообщить своим читателям автор. Посмотрите, как изображали его предшественники Булгакова.
Булгаков стал сатириком как раз в то время, когда никакая настоящая проникающая в запретные зоны сатира в СССР абсолютно немыслима. Не мне выпала честь выразить эту криминальную мысль в печати.
Она выражена с совершенной ясностью в статье В. Блюма N 6 «Лит. Мыслим ли я в СССР? И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах — «Дни Турбиных», «Бег» и в романе «Белая гвардия»: упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях «Войны и мира». Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией. Но такого рода изображения приводят к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает — несмотря на свои великие усилия стать бесстрастно над красными и белыми — аттестат белогвардейца-врага, а получив его, как всякий понимает, может считать себя конченным человеком в СССР. Мой литературный портрет закончен, и он же есть политический портрет.
Я не могу сказать, какой глубины криминал можно отыскать в нем, но я прошу об одном: за пределами его не искать ничего. Он исполнен совершенно добросовестно. Ныне я уничтожен. Уничтожение это было встречено советской общественностью с полной радостью и названо «достижением». Пикель, отмечая мое уничтожение «Изв. И обнадежил зарезанного писателя словами, что «речь идет о его прошлых драматургических произведениях». Однако жизнь, в лице Главреперткома, доказала, что либерализм Р. Пикеля ни на чем не основан.
Скажу коротко: под двумя строчками казенной бумаги погребены — работа в книгохранилищах, моя фантазия, пьеса, получившая от квалифицированных театральных специалистов бесчисленные отзывы — блестящая пьеса. Пикель заблуждается. Погибли не только мои прошлые произведения, но и настоящие, и все будущие.
На столе, на сцене, лежит какая-то священная книга, возможно Библия, над ней склонились какие-то две головы. Меня очень заинтересовало, на сколько процентов все это было сказано для меня специально. Не следует, конечно, это преувеличивать, но у меня такое впечатление, что несколько лиц, читавших «Бел[ую] гв[ардию]» в «России», разговаривают со мной иначе, как бы с некоторым боязливым, косоватым почтением.
Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь и «Б[елая] г[вардия]»не сильная вещь. Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера «Безбожника», был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены.
Михаила Афанасьевича Булгакова Москва, Б. Пироговская, 35 а, кв. После того, как все мои произведения были запрещены, среди многих граждан, которым я известен как писатель, стали раздаваться голоса, подающие мне один и тот же совет: Сочинить «коммунистическую пьесу» в кавычках я привожу цитаты , а кроме того, обратиться к Правительству СССР с покаянным письмом, содержащим в себе отказ от прежних моих взглядов, высказанных мною в литературных произведениях, и уверения в том, что отныне я буду работать как преданный идее коммунизма писатель-попутчик. Цель: спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели в финале. Этого совета я не послушался. Навряд ли мне удалось бы предстать перед Правительством СССР в выгодном свете, написав лживое письмо, представляющее собой неопрятный и к тому же наивный политический курбет.
Попыток же сочинить коммунистическую пьесу я даже не производил, зная заведомо, что такая пьеса у меня не выйдет. Созревшее во мне желание прекратить мои писательские мучения заставляет меня обратиться к Правительству СССР с письмом правдивым. Произведя анализ моих альбомов вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных — было 3, враждебно-ругательных — 298. Последние 298 представляют собой зеркальное отражение моей писательской жизни. Писали так: «...
Спешу сообщить, что цитирую я отнюдь не с тем, чтобы жаловаться на критику или вступать в какую бы то ни было полемику. Моя цель — гораздо серьезнее. Отправной точкой этого письма для меня послужит мой памфлет «Багровый Остров». Вся критика СССР, без исключений, встретила эту пьесу заявлением, что она «бездарна, беззуба, убога» и что она представляет «пасквиль на революцию». Единодушие было полное, но нарушено оно было внезапно и совершенно удивительно. Бюлл» 1928 г.
Позволительно спросить — где истина? Что же такое, в конце концов, — «Багровый Остров»? Истина заключается в рецензии Новицкого. Я не берусь судить, насколько моя пьеса остроумна, но я сознаюсь в том, что в пьесе действительно встает зловещая тень, и это тень Главного Репертуарного Комитета. Это он воспитывает илотов, панегиристов и запуганных «услужающих». Это он убивает творческую мысль.
Он губит советскую драматургию и погубит ее. Я не шепотом в углу выражал эти мысли. Я заключил их в драматургический памфлет и поставил этот памфлет на сцене. Советская пресса, заступаясь за Главрепертком, написала, что «Багровый Остров» — пасквиль на революцию. Это несерьезный лепет. Памфлет не есть пасквиль, а Главрепертком — не революция.
Я в этом сознаюсь. Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательский долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода. Вот одна из черт моего творчества, и ее одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. Нечего и говорить, что пресса СССР и не подумала серьезно отметить все это, занятая малоубедительными сообщениями о том, что в сатире М. Один лишь раз, в начале моей известности, было замечено с оттенком как бы высокомерного удивления: «М.
Увы, глагол «хотеть» напрасно взят в настоящем времени. Его надлежит перевести в плюсквамперфектум: М. Не мне выпала честь выразить эту криминальную мысль в печати. Она выражена с совершеннейшей ясностью в статьеВ. Мыслим ли я в СССР? И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах: «Дни Турбиных», «Бег» и в романе «Белая Гвардия»: упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране.
В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной исторической судьбы брошенной в годы Гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях «Войны и Мира». Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией. Мой литературный портрет закончен, и он же есть политический портрет. Я не могу сказать, какой глубины криминал можно отыскать в нем, но я прошу об одном: за пределами его не искать ничего. Он исполнен совершенно добросовестно. Ныне я уничтожен.
Пикель, отмечая мое уничтожение «Изв. И обнадежил зарезанного писателя словами, что «речь идет о его прошлых драматургических произведениях». Однако жизнь, в лице Главреперткома, доказала, что либерализм Р. Пикеля ни на чем не основан. Скажу коротко: под двумя строчками казенной бумаги погребены — работа в книгохранилищах, моя фантазия, пьеса, получившая от квалифицированных театральных специалистов бесчисленные отзывы — блестящая пьеса. Пикель заблуждается.
Погибли не только мои прошлые произведения, но и настоящие, и все будущие. И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе, черновик комедии и начало второго романа «Театр». Все мои вещи безнадежны. Я прошу Советское Правительство принять во внимание, что я не политический деятель, а литератор и что всю мою продукцию я отдал советской сцене. Я прошу обратить внимание на следующие два отзыва обо мне в советской прессе. Оба они исходят от непримиримых врагов моих произведений, и поэтому они очень ценны.
Авербах, «Изв. А в 1929 году: «Талант его столь же очевиден, как и социальная реакционность его творчества» Р. Пикель, «Изв. Я прошу принять во внимание, что невозможность писать равносильна для меня погребению заживо. Я обращаюсь к гуманности советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя в отечестве, великодушно отпустить на свободу. Если же и то, что я написал, неубедительно и меня обрекут на пожизненное молчание в СССР, я прошу Советское Правительство дать мне работу по специальности и командировать меня в театр на работу в качестве штатного режиссера.
Мое имя сделано настолько одиозным, что предложения работы с моей стороны встретили ИСПУГ, несмотря на то, что в Москве громадному количеству актеров и режиссеров, а с ними и директорам театров, отлично известно мое виртуозное знание сцены. Я предлагаю СССР совершенно честного, без всякой тени вредительства, специалиста режиссера и актера, который берется добросовестно ставить любую пьесу, начиная с шекспировских пьес и вплоть до пьес сегодняшнего дня. Я прошу о назначении меня лаборантом-режиссером в 1-й Художественный Театр — в лучшую школу, возглавляемую мастерами К.
Памфлет не есть пасквиль, а Главрепертком — не революция. Я в этом сознаюсь. Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, — мой писательский долг, так же, как и призывы к свободе печати.
Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода. Вот одна из черт моего творчества и ее одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. Но с первой чертой в связи все остальные, выступающие в моих сатирических повестях: черные и мистические краски я — мистический писатель , в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М. Нечего и говорить, что пресса СССР и не подумала серьезно отметить все это, занятая малоубедительными сообщениями о том, что в сатире М. Булгакова «клевета». Один лишь раз, в начале моей известности, было замечено с оттенком как бы высокомерного удивления: «М.
Увы, глагол «хотеть» напрасно взят в настоящем времени. Его надлежит перевести в плюсквамперфектум: М. Булгаков стал сатириком как раз в то время, когда никакая настоящая проникающая в запретные зоны сатира в СССР абсолютно немыслима. Не мне выпала честь выразить эту криминальную мысль в печати. Она выражена с совершенной ясностью в статье В. Блюма N 6 «Лит.
Мыслим ли я в СССР? И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах — «Дни Турбиных», «Бег» и в романе «Белая гвардия»: упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях «Войны и мира». Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией. Но такого рода изображения приводят к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает — несмотря на свои великие усилия стать бесстрастно над красными и белыми — аттестат белогвардейца-врага, а получив его, как всякий понимает, может считать себя конченным человеком в СССР. Мой литературный портрет закончен, и он же есть политический портрет.
Я не могу сказать, какой глубины криминал можно отыскать в нем, но я прошу об одном: за пределами его не искать ничего. Он исполнен совершенно добросовестно. Ныне я уничтожен. Уничтожение это было встречено советской общественностью с полной радостью и названо «достижением».
не просите, сами дадут
Первая драма «Безотцовщина» была написана им в 18 лет во время учёбы в гимназии. Этот период в жизни Чехова был важным этапом созревания и формирования его личности, развития её духовных основ, дал ему огромный материал для писательской работы. 18 марта 1930 года я получил из Главреперткома бумагу, лаконически сообщающую, что не прошлая, а новая моя пьеса "Кабала святош" ("Мольер") К ПРЕДСТАВЛЕНИЮ НЕ РАЗРЕШЕНА. СССР, 1930 28 марта 1930 года Михаил Афанасьевич Булгаков направляет письмо в правительство СССР. В своем послании он просит срочно разрешить ему выезд за рубеж в сопровождении супруги либо предоставить возможность трудоустройства во МХАТе. В марте 1930-го, после запрета пьесы «Кабала святош», Булгаков сжигает вырванные из рабочих тетрадей листы: «И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе», — пишет он 28 марта 1930 года в письме правительству СССР. 28 марта 1930 года Михаил Афанасьевич Булгаков направляет письмо в правительство СССР. В своем послании он просит срочно разрешить ему выезд за рубеж в сопровождении супруги либо предоставить возможность трудоустройства во МХАТе. Николай Васильевичъ Гоголь (1809-1852), великій русскій писатель. Родился 19 марта (1 апр.) 1809 г. въ православной, малороссійской семьѣ стариннаго дворянскаго рода Гоголь-Яновскихъ, одинъ изъ членовъ котораго (прадѣдъ отца Г.) былъ правосл. священникомъ.
Ответы и объяснения
- История создания романа "мастер и маргарита" булгакова: история написания и публикации - Лит Школа
- История создания романа «Мастер и Маргарита»
- Мастер и Маргарита
- «Хохотали под венцом ужасно»: женитьба и учеба на медицинском факультете
- История создания романа “мастер и маргарита” булгакова: история написания и публикации
- Задание 7 ЕГЭ 2017 русский язык
М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»
ПРЕДЛОЖЕНИЯ 1) 18 марта 1930-го года писатель собственными руками бросил в печь черновик романа; к этому поступку Булгакова побудило известие о том, что его пьеса под названием "Кабала святош" была запрещена к постановке. В сентябре 1913 года Рыдз совершил гонку в Киев, чтобы нейтрализовать влияние Национально-массовой партии в влиятельных военных моделях на Украине. Jack Black, Cee-Lo cover Kung Fu Fighting, 18 марта 1930 года писатель собственными руками бросил в печь. 18 апреля 1930 года вошло в историю Польши как «кровавая пятница», беспорядки в Заверце стали первым крупным протестом безработных в Польше и запустили. Первая драма «Безотцовщина» была написана им в 18 лет во время учёбы в гимназии. Этот период в жизни Чехова был важным этапом созревания и формирования его личности, развития её духовных основ, дал ему огромный материал для писательской работы. ПРЕДЛОЖЕНИЯ 1) 18 марта 1930-го года писатель собственными руками бросил в печь черновик романа; к этому поступку Булгакова побудило известие о том, что его пьеса под названием «Кабала святош» была запрещена к постановке.
Авторы из этой статьи
- История создания романа “мастер и маргарита” булгакова: история написания и публикации
- Интересные факты о "Мастере и Маргарите". - литература, презентации
- Ответы и объяснения
- Когда дед семен провожал взглядом осенний караван журавлей ему всегда становилось грустно
Михаил Булгаков в 1930 году: "Борьба с цензурой - мой писательский долг"
18 марта 1930 года во МХАТе запретили постановку пьесы Булгакова «Кабала святош», и писатель, которого фактически лишили возможности писать и печататься, в отчаянии уничтожил первую редакцию романа. Толчком к этому послужил последовавший 18 марта 1930 года запрет его новой пьесы «Кабала святош», посвященной великому французскому драматургу Жану Батисту Мольеру. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях "Войны и мира". Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией. СССР, 1930 28 марта 1930 года Михаил Афанасьевич Булгаков направляет письмо в правительство СССР. В своем послании он просит срочно разрешить ему выезд за рубеж в сопровождении супруги либо предоставить возможность трудоустройства во МХАТе. Об этом Булгаков сообщил в письме Правительству 28 марта 1930 года: «И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе» Работа над текстом возобновилась в 1931 году.
Когда дед семен провожал взглядом осенний караван журавлей ему всегда становилось грустно
- Подготовка к егэ грамматические ошибки задание 8
- "Рукописи не горят" (по роману М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"). 11-й класс
- Письмо Михаила Булгакова правительству СССР, 1930
- ЕГЭ: задание 8 (тест 1)
- Источники:
- «Хохотали под венцом ужасно»: женитьба и учеба на медицинском факультете
Задание 7 ЕГЭ 2017 русский язык
Не следует, конечно, это преувеличивать, но у меня такое впечатление, что несколько лиц, читавших «Бел[ую] гв[ардию]» в «России», разговаривают со мной иначе, как бы с некоторым боязливым, косоватым почтением. Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь и «Б[елая] г[вардия]»не сильная вещь. Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера «Безбожника», был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены. Михаила Афанасьевича Булгакова Москва, Б. Пироговская, 35 а, кв. После того, как все мои произведения были запрещены, среди многих граждан, которым я известен как писатель, стали раздаваться голоса, подающие мне один и тот же совет: Сочинить «коммунистическую пьесу» в кавычках я привожу цитаты , а кроме того, обратиться к Правительству СССР с покаянным письмом, содержащим в себе отказ от прежних моих взглядов, высказанных мною в литературных произведениях, и уверения в том, что отныне я буду работать как преданный идее коммунизма писатель-попутчик.
Цель: спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели в финале. Этого совета я не послушался. Навряд ли мне удалось бы предстать перед Правительством СССР в выгодном свете, написав лживое письмо, представляющее собой неопрятный и к тому же наивный политический курбет. Попыток же сочинить коммунистическую пьесу я даже не производил, зная заведомо, что такая пьеса у меня не выйдет. Созревшее во мне желание прекратить мои писательские мучения заставляет меня обратиться к Правительству СССР с письмом правдивым. Произведя анализ моих альбомов вырезок, я обнаружил в прессе СССР за десять лет моей литературной работы 301 отзыв обо мне. Из них: похвальных — было 3, враждебно-ругательных — 298. Последние 298 представляют собой зеркальное отражение моей писательской жизни. Писали так: «...
Спешу сообщить, что цитирую я отнюдь не с тем, чтобы жаловаться на критику или вступать в какую бы то ни было полемику. Моя цель — гораздо серьезнее. Отправной точкой этого письма для меня послужит мой памфлет «Багровый Остров». Вся критика СССР, без исключений, встретила эту пьесу заявлением, что она «бездарна, беззуба, убога» и что она представляет «пасквиль на революцию». Единодушие было полное, но нарушено оно было внезапно и совершенно удивительно. Бюлл» 1928 г. Позволительно спросить — где истина? Что же такое, в конце концов, — «Багровый Остров»? Истина заключается в рецензии Новицкого.
Я не берусь судить, насколько моя пьеса остроумна, но я сознаюсь в том, что в пьесе действительно встает зловещая тень, и это тень Главного Репертуарного Комитета. Это он воспитывает илотов, панегиристов и запуганных «услужающих». Это он убивает творческую мысль. Он губит советскую драматургию и погубит ее. Я не шепотом в углу выражал эти мысли. Я заключил их в драматургический памфлет и поставил этот памфлет на сцене. Советская пресса, заступаясь за Главрепертком, написала, что «Багровый Остров» — пасквиль на революцию. Это несерьезный лепет. Памфлет не есть пасквиль, а Главрепертком — не революция.
Я в этом сознаюсь. Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательский долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода. Вот одна из черт моего творчества, и ее одной совершенно достаточно, чтобы мои произведения не существовали в СССР. Нечего и говорить, что пресса СССР и не подумала серьезно отметить все это, занятая малоубедительными сообщениями о том, что в сатире М. Один лишь раз, в начале моей известности, было замечено с оттенком как бы высокомерного удивления: «М. Увы, глагол «хотеть» напрасно взят в настоящем времени. Его надлежит перевести в плюсквамперфектум: М. Не мне выпала честь выразить эту криминальную мысль в печати.
Она выражена с совершеннейшей ясностью в статьеВ. Мыслим ли я в СССР? И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах: «Дни Турбиных», «Бег» и в романе «Белая Гвардия»: упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной исторической судьбы брошенной в годы Гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях «Войны и Мира». Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией. Мой литературный портрет закончен, и он же есть политический портрет. Я не могу сказать, какой глубины криминал можно отыскать в нем, но я прошу об одном: за пределами его не искать ничего. Он исполнен совершенно добросовестно. Ныне я уничтожен.
Пикель, отмечая мое уничтожение «Изв. И обнадежил зарезанного писателя словами, что «речь идет о его прошлых драматургических произведениях». Однако жизнь, в лице Главреперткома, доказала, что либерализм Р. Пикеля ни на чем не основан. Скажу коротко: под двумя строчками казенной бумаги погребены — работа в книгохранилищах, моя фантазия, пьеса, получившая от квалифицированных театральных специалистов бесчисленные отзывы — блестящая пьеса. Пикель заблуждается. Погибли не только мои прошлые произведения, но и настоящие, и все будущие. И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе, черновик комедии и начало второго романа «Театр». Все мои вещи безнадежны.
Я прошу Советское Правительство принять во внимание, что я не политический деятель, а литератор и что всю мою продукцию я отдал советской сцене. Я прошу обратить внимание на следующие два отзыва обо мне в советской прессе. Оба они исходят от непримиримых врагов моих произведений, и поэтому они очень ценны. Авербах, «Изв. А в 1929 году: «Талант его столь же очевиден, как и социальная реакционность его творчества» Р. Пикель, «Изв. Я прошу принять во внимание, что невозможность писать равносильна для меня погребению заживо. Я обращаюсь к гуманности советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя в отечестве, великодушно отпустить на свободу. Если же и то, что я написал, неубедительно и меня обрекут на пожизненное молчание в СССР, я прошу Советское Правительство дать мне работу по специальности и командировать меня в театр на работу в качестве штатного режиссера.
Мое имя сделано настолько одиозным, что предложения работы с моей стороны встретили ИСПУГ, несмотря на то, что в Москве громадному количеству актеров и режиссеров, а с ними и директорам театров, отлично известно мое виртуозное знание сцены. Я предлагаю СССР совершенно честного, без всякой тени вредительства, специалиста режиссера и актера, который берется добросовестно ставить любую пьесу, начиная с шекспировских пьес и вплоть до пьес сегодняшнего дня. Я прошу о назначении меня лаборантом-режиссером в 1-й Художественный Театр — в лучшую школу, возглавляемую мастерами К. Станиславским и В. Если меня не назначат режиссером, я прошусь на штатную должность статиста.
Толстого « Война и мир» Им.
Моя мама работает на фабрике « Заря». Если же нет такого нарицательного существительного, то приложение употребляется в том падеже, который необходим по контексту: Я восхищаюсь « Войной и миром» Тв. Она работает на « Заре» П. Пример: Она работает на фабрике « Заре» верно: на фабрике « Заря». Я читаю книгу Л. Толстого «Войну и мир» верно: книгу « Война и мир».
Ошибка в построении предложения с однородными членами. Нельзя употреблять в качестве однородных членов полное и краткое прилагательное: Она была красивая и счастлива красива и счастлива ЛИБО красивая и счастливая Нельзя смешивать родо-видовые понятия в ряду однородных членов: В корзине лежали фрукты, яблоки, груши верно: в корзине лежали фрукты: яблоки, груши. Недопустимо употребление в качестве однородных членов слов, логически несовместимых : Отъезжающие шли с сумками и радостными лицами. Нельзя употреблять один предлог для однородных членов, если какой-то из них имеет другой предлог: Народ был повсюду: НА улицах, площадях, скверах верно: народ был повсюду: НА улицах, площадях, В скверах. Однородные члены должны стоять в том же падеже, что и обобщающее слово: На конференции речь шла о многих писателях: Тургенев, Толстой, Чехов верно: на конференции речь шла о многих писателях: Тургеневе, Толстом, Чехове Неверно, если однородные члены- существительное и инфинитив: Я люблю чтение, музыку и заниматься спортом верно: я люблю чтение, музыку и занятия спортом. Неправильное построение предложения с деепричастным оборотом.
Сначала вспомним, что деепричастие обозначает добавочное действие при основном, выраженном глаголом- сказуемым. Правильное употребление деепричастного оборота: Запомните, что в правильно построенном предложении субъект действия — подлежащее- может одновременно выполнять и основное действие сказуемое , и добавочное деепричастие.
Героя моей пьесы "Дни Турбиных" Алексея Турбина печатно в стихах называли "сукиным сыном", а автора пьесы рекомендовали как "одержимого собачьей старостью". Обо мне писали как о "литературном уборщике", подбирающем объедки после того, как "наблевала дюжина гостей". Писали так: "... Мишка Булгаков, кум мой, тоже, извините за выражение, писатель, в залежалом мусоре шарит... Что это, спрашиваю, братишечка, мурло у тебя... Я человек деликатный, возьми да и хрястни его тазом по затылку... Обывателю мы без Турбиных, вроде как бюстгалтер собаке без нужды...
Нашелся, сукин сын. Нашелся Турбин, чтоб ему ни сборов, ни успеха... Писали "о Булгакове, который чем был, тем и останется, новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы" "Комс. Сообщали, что мне нравится "атмосфера собачьей свадьбы вокруг какой-нибудь рыжей жены приятеля" А. Спешу сообщить, что цитирую я не с тем, чтобы жаловаться на критику или вступать в какую бы то ни было полемику. Моя цель - гораздо серьезнее. Я не доказываю с документами в руках, что вся пресса СССР, а с нею вместе и все учреждения, которым поручен контроль репертуара, в течение всех лет моей литературной работы единодушно и с необыкновенной яростью доказывали, что произведения Михаила Булгакова в СССР не могут существовать. И я заявляю, что пресса СССР совершенно права. Вся критика СССР, без исключений, встретила эту пьесу заявлением, что она "бездарна, беззуба, убога" и что она представляет "пасквиль на революцию".
Единодушие было полное, но нарушено оно было внезапно исовершенно удивительно. В N22 "Реперт. Новицкого, в которой было сообщено, что "Багровый остров" - "интересная и остроумная пародия", в которой "встает зловещая тень Великого Инквизитора, подавляющего художественное творчество, культивирующего рабские подхалимски-нелепые драматургические штампы, стирающего личность актера и писателя", что в "Багровом острове" идет речь о "зловещей мрачной силе, воспитывающей илотов, подхалимов и панегиристов... Сказано было, что "если такая мрачная сила существует, негодование и злое остроумие прославленного драматурга оправдано". Позволительно спросить - где истина? Что же такое, в конце концов, "Багровый остров" - "убогая, бездарная пьеса" или это "остроумный памфлет"? Истина заключается в рецензии Новицкого.
Нечего и говорить, что пресса СССР и не подумала серьезно отметить все это, занятая малоубедительными сообщениями о том, что в сатире М. Булгакова «клевета». Один лишь раз, в начале моей известности, было замечено с оттенком как бы высокомерного удивления: «М. Увы, глагол «хотеть» напрасно взят в настоящем времени. Его надлежит перевести в плюсквамперфектум: М. Булгаков стал сатириком как раз в то время, когда никакая настоящая проникающая в запретные зоны сатира в СССР абсолютно немыслима. Не мне выпала честь выразить эту криминальную мысль в печати. Она выражена с совершенной ясностью в статье В. Блюма N 6 «Лит. Мыслим ли я в СССР? И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах — «Дни Турбиных», «Бег» и в романе «Белая гвардия»: упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях «Войны и мира». Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией. Но такого рода изображения приводят к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает — несмотря на свои великие усилия стать бесстрастно над красными и белыми — аттестат белогвардейца-врага, а получив его, как всякий понимает, может считать себя конченным человеком в СССР. Мой литературный портрет закончен, и он же есть политический портрет. Я не могу сказать, какой глубины криминал можно отыскать в нем, но я прошу об одном: за пределами его не искать ничего. Он исполнен совершенно добросовестно. Ныне я уничтожен. Уничтожение это было встречено советской общественностью с полной радостью и названо «достижением». Пикель, отмечая мое уничтожение «Изв. И обнадежил зарезанного писателя словами, что «речь идет о его прошлых драматургических произведениях». Однако жизнь, в лице Главреперткома, доказала, что либерализм Р. Пикеля ни на чем не основан. Скажу коротко: под двумя строчками казенной бумаги погребены — работа в книгохранилищах, моя фантазия, пьеса, получившая от квалифицированных театральных специалистов бесчисленные отзывы — блестящая пьеса. Пикель заблуждается.
"Рукописи не горят" (по роману М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита"). 11-й класс
18 апреля 1930 года вошло в историю Польши как «кровавая пятница», беспорядки в Заверце стали первым крупным протестом безработных в Польше и запустили. писал 18 марта 1930 года Михаил Булгаков брату Николаю Булгакову в Париж. – Лучшими специалистами в Москве она была признана самой сильной из моих пяти пьес. В общей сложности Булгаков потратил на создание книги более десяти лет. 18 марта 1930-го года писатель собственными руками бросил в печь черновик романа. В марте 1930 Булгаков обратился к Сталину и советскому правительству с письмом, в котором просил либо дать ему возможность выехать из СССР, либо разрешить зарабатывать на жизнь в театре. Первая редакция «Мастера и Маргариты» была уничтожена автором 18 марта 1930 г. После получения известия о запрете пьесы «Кабала святош». Об этом Булгаков сообщил в письме правительству: «И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе».