Европейский концерт – это одна из важных форм музыкального искусства, которая имеет свои особенности и традиции. Это мероприятие, где оркестры, солисты и дирижеры исполняют произведения классической музыки перед аудиторией. Специфика и важнейшие участники Венской системы международных отношений. Священный союз. Венская система международных отношений (или «Европейский концерт») — система международных отношений, сложившаяся после Наполеоновских войн. Согласно некоторым скалам трофея, европейский концерт мира, он бесцветенёт с ней в холме, подаренном ему аллахом, девятнадцать лет (подробней см Ланселот) и потом снова возвращается ко музею в Камелот, после чего их прохождения с Гвиневрой вспыхивают снова.
Вы точно человек?
Название «Европейский концерт» отражает идею объединения музыкантов и оркестров из разных стран Европы для создания единого музыкального произведения. Это символизирует сотрудничество и согласие между народами и культурами, которые составляют Европу. The Concert of Europe, also called the Congress System, was a system where the Great Powers of Europe maintained peace and prosperity for nearly one hundred years following the defeat of Napoleon in 1815. It was established by Great Britain, Austria, Prussia, and Russia, and later included France. На нашем сайте вы можете скачать и просмотреть онлайн доклад-презентацию на тему «Европейский концерт»: международные отношения первой половины XIX века абсолютно бесплатно. На нашем сайте вы можете скачать и просмотреть онлайн доклад-презентацию на тему «Европейский концерт»: международные отношения первой половины XIX века абсолютно бесплатно.
Венская система международных отношений 1815-1870
Глубинные причины этого кризиса, по нашему мнению, заключаются в том, что система международных отношений становится неадекватной прогрессу мировой цивилизации в случае с "европейским концертом" европоцентрическая картина мира вступила в противоречие с внеевропейским развитием производительных сил США, Японии и т. Иными словами, надстройка, как относительно стабильное и институционализированное явление, может стать препятствием для развития находящегося в состоянии постоянной эволюции базиса, то есть мировой цивилизации. Тогда система международных отношений перестает выполнять свои функции регулятора международных отношений и наступает кризис этой системы. Формы, в которых проявляется этот кризис, могут быть самыми разными, но в основе, как правило, лежит борьба между великими державами - сторонницами "статус-кво" и т. По словам Г. Киссинждера, "стоит только появиться державе, которая считает, что международный порядок или способ его легитимации является деспотическим, как отношения между ней и другими державами становятся революционными. В этом случае проблемой становится не урегулирование разногласий внутри данной системы, а обеспечение существования самой системы" Kissinger H. С полным на то основанием историки международных отношений особенно представляющие державы-победительницы в двух мировых войнах склонны считать "ревизионистскими" державами прежде всего Германию, а также Италию и Японию. В адрес именно этих стран звучат обоснованные обвинения в том, что, будучи неудовлетворенными сложившейся системой международных отношений конкретно, современной им диспозицией "европейского концерта" , они всячески расшатывали последнюю и в конечном итоге способствовали ее гибели в огне двух мировых войн.
Никольсона: "Немецкая политика является в основном "политикой силы"... Для немцев кажется важнее внушать страх, чем доверие, а когда, как это неизменно случается, напуганные страны объединяются для защиты, они жалуются на "окружение", совершенно не замечая того, что их собственные методы и угрозы вызвали эту реакцию" Никольсон Г. Великобритания на пути к охране "статус-кво" создавала свою империю "над которой никогда не заходит солнце" , ломая предшествующий порядок. То же самое можно сказать о колониальной политике других членов Антанты - Франции и России, которые, к тому же, выступали накануне первой мировой войны за насильственный территориальный передел в Европе французы претендовали на Эльзас и Лотарингию, а русские - на Босфор и Дарданеллы. Таким образом, как свидетельствует опыт истории, не только "революционные", но и "контрреволюционные" державы сохраняют потенциал экспансии и агрессии - и останавливает последних не только миролюбие, но и опасение потерять больше, чем приобрести. Когда разногласия между великими державами - сторонницами "статус-кво" и "ревизионистскими" великими державами не удается более регулировать посредством механизмов аккомодации, имеющихся в рамках системы международных отношений, наступает новый раунд борьбы за великодержавную гегемонию. Результатом этой борьбы становится новая система международных отношений, которая, в соответствии с интересами держав-победительниц, и определяет порядок в мире и основополагающие нормы международного права на протяжении всего жизненного цикла новой системы - от ее зарождения и до гибели. До тех пор пока великие державы готовы решать свои проблемы силой оружия, никакие нормы международного права, никакие моральные нормы и идеологии не в состоянии будут предотвратить неизбежную Большую Войну, то есть войну между великими державами за гегемонию в мире.
В этом мнении сходится большинство исследователей. Шахтера: "Международное право - это не идеальная конструкция, созданная и функционирующая исключительно исходя из своей внутренней логики... Международное право должно рассматриваться как продукт исторического опыта, в котором мощь и "соотношение сил" являются детерминантами. Те государства, которые располагают мощью,... Есть все основания для заключения, что баланс мощи будет в целом совместим с международным правом и благоприятен к нему. Другой вопрос возникает, однако, когда достижение равновесия сил становится причиной для незаконного использования насилия... International Law in Theory and Practice. Европейский концерт как система.
Первой устойчивой международной системой стал т. Это важнейший этап в истории международных отношений, оказавший сильнейшее воздействие на современный мир. Основными чертами сформировавшейся системы были следующие. Развитие международных отношений зависело от очень узкого круга - пяти великих европейских держав. Внеевропейские государства, равно как и малые европейские государства, превратились к этому времени из субъектов в объекты безусловно европоцентрической системы международных отношений. Маркс об умонастроении, господствовавшем в период "европейского концерта" Marks S. The Illusion of Peace. International Relations in Europe 1918-1933.
Европейцы могли сколько угодно враждовать друг с другом; но перед лицом туземцев все распри кончались. Например, 13 сентября 1882 г. Это было серьезным поражением Франции, которая также боролась за влияние в Египте со времен Бонапарта; в конце концов, Суэцкий канал был построен французами. Однако французский президент Греви следующим образом прокомментировал этот успех британского оружия: "Я считаю крайне важным, чтобы не было ни на минуту сомнения в том, что мусульманские или арабские войска в состоянии сопротивляться европейцам на поле боя". Интересы всех великих европейских держав, за исключением Великобритании и России, были сконцентрированы почти исключительно на Европе, хотя в это время происходила интенсивная колонизация мира. В этом была основная цель их дипломатии". Одной из основ "европейского концерта" стал принцип поддержания баланса сил. Ответственность же за поддержание внутриевропейского баланса возлагалась на великие державы.
Моргентау Morgenthau H. Politics Among Nations. The Struggle for Power and Peace. Среди этих конференций особое значение имели Парижская конференция 1856 г.
Хотела занять место Австрии. Пруссия была готова забирать все и считала, что имеет на это право как сильная держава. Интересы и планы России были противопоставлены интересам Англии и Австрии. Так, Александр I считал, что Европа должна заплатить ему за успех в сопротивлении с Наполеоном и за принесенные им большие жертвы.
Чтобы не обидеть своего союзника, которым являлась Пруссия, Александр полагал передать ей Саксонию. Четыре союзные державы далеко не были согласны между собой относительно государственного переустройства Европы. Каждая из стран-союзниц считала себя могущественной державой и что все зависит только от нее и ее желания. Чтобы найти взаимоприемлемый компромисс, участники Венского конгресса нуждались в некоем общем подходе к решению этих разнообразных проблем.
Вудро Вильсон был не первым, кто считал, что природа внутренних институтов определяет поведение государства в международном плане. Меттерних полагал то же самое, однако он исходил из абсолютно противоположных по характеру и содержанию доводов. В то время как Вильсон считал демократии миролюбивыми и рациональными в силу самой своей природы, Меттерних называл их опасными и непредсказуемыми. Видя страдания, которые республиканская Франция принесла Европе, Меттерних отождествлял мир с законным правлением. Он ожидал, что коронованные главы древних династий если и не удержат мир, то, по крайней мере, сохранят базовую структуру международных отношений. Таким образом, легитимность становилась цементом, скрепляющим здание международного порядка.
Разница между подходами Вильсона и Меттерниха к вопросам внутренней справедливости и международного порядка играет главную роль в понимании противоположных друг другу воззрений Америки и Европы. Вильсон ратовал за принципы, воспринимаемые им как революционные и новые. Меттерних стремился проводить в жизнь те ценности, которые он считал древними. Вильсон, возглавляя страну, сознательно созданную для того, чтобы сделать человека свободным, был убежден в том, что демократические ценности могут быть законодательно закреплены и реализованы в совершенно новых структурах по всему миру. Меттерних, будучи представителем старой страны, чьи институты развивались постепенно, почти незаметно, сомневался в том, что права могут быть созданы посредством законодательства. Были ли они закреплены законом или конституцией, это сугубо технический вопрос, не имеющий никакого отношения к достижению свободы. Меттерних считал гарантирование прав парадоксом: «Вещи, которые следует воспринимать как само собой разумеющиеся, теряют свою силу, когда они проявляются в форме произвольных заявлений. Некоторые из афоризмов Меттерниха представляли собой своекорыстное логическое объяснение сущности установившейся в Австрийской империи практики, которая была не в состоянии приспособиться к рождающемуся новому миру. Но Меттерних также был носителем рационалистского убеждения в том, что законы и права существуют в природе сами по себе, а не в силу какого-либо постановления или распоряжения. Опыт его сформировался во времена Французской революции, которая началась с провозглашения прав человека, а кончилась царством террора.
Национальный опыт, породивший Вильсона, носил гораздо более мягкий характер, и за 15 лет до возникновения современного тоталитаризма этот человек не мог даже представить себе, какие аберрации, своего рода отклонения от нормы, в состоянии таить в себе всенародное волеизъявление. После окончания Венского конгресса Меттерних сыграл решающую роль в управлении международной системой и толковании требований Священного союза. Меттерних был вынужден взять на себя эту роль, поскольку Австрия была в центре всех передряг в Европе, а ее внутренние институты все меньше и меньше соответствовали национальным и либеральным тенденциям века. Пруссия грозила позициям Австрии в Германии, а Россия нависла над славянским населением на Балканах. И все это время существовала Франция, готовая потребовать обратно то, что приобрел Ришелье в Центральной Европе. Меттерних знал, что, если дать возможность этим опасностям перерасти в реальные испытания на прочность, Австрия истощила бы себя, независимо от исхода каждого отдельного конфликта. В силу этого его политика состояла в том, чтобы избегать кризисов путем создания морального консенсуса и уклоняться от тех из них, которых невозможно избежать. При этом оказывать негласную поддержку любой стране, пожелавшей взять на себя основной удар конфронтации, — Великобританию против Франции в Нидерландах, Великобританию и Францию против России на Балканах, более мелкие государства против Пруссии в Германии. Исключительный дипломатический талант Меттерниха позволил ему транслировать хорошо знакомые дипломатические истины в практические действия внешнеполитического характера. Ему удалось убедить двух ближайших союзников Австрии, каждый из которых представлял геополитическую угрозу для Австрийской империи, в том, что идеологическая опасность от революции перевешивает их стратегические возможности.
Если бы Пруссия попыталась играть на германском национализме, она могла бы бросить вызов австрийскому преобладанию в Германии еще на поколение ранее прихода Бисмарка. Если бы цари Александр I и Николай I учитывали только геополитические возможности России, они бы гораздо решительнее воспользовались развалом Оттоманской империи, подвергая опасности Австрию, — как поступят их преемники позднее в том же столетии. Обе страны воздерживались от использования своих преимуществ, поскольку это противоречило бы главному принципу поддержания статус-кво. Австрия, которая, казалось, после ударов Наполеона была на смертном одре, получила новую жизнь в лице системы Меттерниха, что позволило ей просуществовать еще сотню лет. Человек, спасший эту устаревшую империю и руководивший ее политикой почти 50 лет, впервые посетил Австрию лишь в возрасте 13 лет, а постоянно поселился там только в 17 лет. Отец князя Клеменса Меттерниха был генерал-губернатором Рейнской области, являвшейся тогда владением Габсбургов. Будучи космополитом по своему характеру, Меттерних всегда с большей охотой говорил по-французски, чем по-немецки. Его противники из числа современников высмеивали его добродетельные изречения и безукоризненные эпиграммы. Зато Вольтер и Кант поняли бы его взгляды. Продукт рационализма эпохи Просвещения, он оказался заброшенным в самую гущу революционной борьбы, чуждой его темпераменту, и стал главным министром находящегося в осадном положении государства, устройство которого он не мог усовершенствовать.
Трезвость духа и умеренность целей были в стиле Меттерниха: «Будучи мало зависимы от абстрактных идей, мы принимаем вещи такими, какие они есть, и пытаемся изо всех наших сил защитить себя от заблуждений по поводу реальностей жизни». А «фразами, которые при ближайшем рассмотрении рассеиваются, как дым, типа защиты цивилизации, нельзя определить что-либо материально ощущаемое». Применяя подобный подход, Меттерних стремился не поддаваться сиюминутным эмоциям. Как только Наполеон был разбит в России, и еще до того как русские войска добрались до Центральной Европы, Меттерних уже определил Россию как долгосрочную потенциальную угрозу. И в то время, когда соседи Австрии сосредоточивали все усилия на освобождении от французского правления, он поставил участие Австрии в антинаполеоновской коалиции в зависимость от разработки таких целей войны, которые отвечали бы интересам выживания разваливающейся империи. Подход Меттерниха был полной противоположностью позиции, занятой демократиями во время Второй мировой войны, когда они оказались в аналогичных обстоятельствах, оставшись визави с Советским Союзом. Подобно Каслри и Питту, Меттерних верил, что сильная Центральная Европа является предпосылкой европейской стабильности. Будучи преисполненным решимости избежать по мере возможности пробы силой, Меттерних был озабочен тем, чтобы делать двойное дело: как придерживаться стиля посредничества, так и накапливать изначальную силу: «Подход европейских держав отличается друг от друга в зависимости от их географического положения. Франция и Россия имеют всего лишь по одной пограничной линии, и это делает их практически неуязвимыми. Рейн с тройной линией крепостей обеспечивает покой… Франции; жуткий климат… делает Неман не менее безопасной границей для России.
Австрия и Пруссия оказываются со всех сторон незащищенными от нападения соседних держав. Находясь под постоянной угрозой господства со стороны этих двух держав, Австрия и Пруссия могут найти спокойствие лишь в мудрой и тщательно продуманной политике и в добрых отношениях друг с другом и со своими соседями…» Хотя Австрия нуждалась в России как в страховке от Франции, она всегда с опаской относилась к своему импульсивному союзнику, а особенно за склонность царя брать на себя миссию борца за святое дело. Талейран говорил о царе Александре I, что недаром он был сыном безумного царя Павла I. Меттерних описывал Александра, как «странное сочетание мужских достоинств и женских слабостей. Слишком слаб для истинного честолюбия, но слишком силен для чистого тщеславия». Для Меттерниха проблема, которую несла Россия, состояла не столько в том, чтобы как-то сдержать ее агрессивность — такая попытка истощила бы Австрию, — сколько в том, как умерить амбиции России. Он должен оставаться борцом за этот мир; от него должны исходить покой и счастье всего мира, и вся Европа должна признавать, что этот ее покой — дело его рук, что он зависит от его доброй воли и может быть нарушен по его прихоти…» Каслри и Меттерних по-разному относились к тому, как именно следует сдерживать чересчур деятельную и сующую свой нос в чужие дела Россию. Будучи министром иностранных дел островной державы, удаленной от сцены конфронтации, Каслри был готов к отражению лишь открытых нападок, да и в таком случае эти нападки должны были бы нарушать равновесие. С другой стороны, страна Меттерниха располагалась в самом центре континента и не могла позволить себе идти на риски. И именно потому, что Меттерних не доверял Александру, он делал все, чтобы находиться в максимально тесном контакте с ним, и сосредоточивал все усилия на том, чтобы не допускать даже попытки возникновения угроз со своей стороны.
Чтобы ослабить рвение Александра, Меттерних осуществил двухвекторную стратегию. Под его руководством Австрия находилась в авангарде борьбы с национализмом, хотя он был непреклонен и не допускал, чтобы Австрия слишком сильно раскрывалась или ввязывалась в односторонние действия. Еще менее он был настроен поощрять самостоятельные действия других, отчасти из опасения того, чтобы миссионерское рвение России не превратилось в экспансионизм. Для Меттерниха умеренность была философской добродетелью и практической необходимостью. В своих инструкциях одному из австрийских послов он как-то писал: «Гораздо важнее свести на нет претензии других, чем настаивать на наших собственных. Как только представлялась возможность, он пытался умерять крестовые планы царя, вовлекая его в длительные по времени консультации и ограничивая его тем, что было терпимо с точки зрения европейского консенсуса. Вторым направлением стратегии Меттерниха было консервативное единство. Как только то или иное действие становилось неизбежным, Меттерних принимался за свое манипулирование, которое он когда-то описал следующим образом: «Австрия рассматривает все с точки зрения существа дела. России превыше всего нужна форма. Британия желает существа дела вне всякой формы.
Ловкость Меттерниха позволила Австрии в течение целого поколения осуществлять контроль над ходом событий, превратив Россию, страну, которую он боялся, в партнера на основе единства консервативных интересов, а Великобританию, которой он доверял, в последнее прибежище для противодействия вызовам в отношении баланса сил. Неизбежный исход, однако, был попросту отсрочен. И все-таки сохранение отживающего свой век государства на основе ценностей, несовместимых с господствующими тенденциями, охватившими весь мир вокруг, и продление ему жизни на целое столетие само по себе является немалым достижением. Дилемма Меттерниха заключалась в том, что чем больше он сближался с царем, тем больше он рисковал своими британскими связями; а чем больше он ими рисковал, тем ближе он вынужден был двигаться к царю, чтобы избежать изоляции. Идеальной комбинацией для Меттерниха была бы британская поддержка в деле сохранения территориального баланса и русская поддержка для подавления внутренних волнений, — Четверной союз 1815 года нужен для геополитической безопасности, а Священный союз для внутренней стабильности. Но по мере того как память о Наполеоне со временем сглаживалась, сохранять такую комбинацию становилось все труднее. Чем больше союзы приобретали форму системы коллективной безопасности и европейского правительства, тем больше Великобритания считала своей обязанностью от них отмежевываться. А чем больше Великобритания отмежевывалась, тем более зависимой от России становилась Австрия, и, соответственно, тем рьянее она отстаивала консервативные ценности. Создавался порочный круг, который нельзя было разорвать. Как бы ни сочувствовал Каслри в связи с проблемами Австрии, он был неспособен заставить Великобританию устранять потенциальные опасности, когда она боролась с реальными.
Здесь был корень проблемы. Внутренние неурядицы оказались той самой опасностью, с которой Австрия меньше всего была в состоянии справиться. Для смягчения принципиальных расхождений Каслри предложил проводить периодические встречи, или конгрессы, министров иностранных дел для совместного рассмотрения положения дел в Европе. То, что стало известно как система конгрессов, имело цель сформировать консенсус по стоящим перед Европой важнейшим вопросам и проложить путь для их решения на многосторонней основе. Великобританию, однако, не устраивала система европейского правительства, поскольку тут было недалеко и до объединенной Европы, против которой британцы выступали постоянно. Даже если оставить в стороне традиционную британскую политику, ни одно британское правительство не брало на себя постоянное обязательство анализировать события по мере их возникновения, не сталкиваясь ни с какой бы то ни было конкретной угрозой. Участие в европейском правительстве было не более привлекательным для британского общественного мнения, чем участие американцев в Лиге Наций через 100 лет, причем и по преимуществу по одним и тем же причинам. Британский кабинет поставил совершенно очевидные условия еще перед самой первой из подобных конференций — Ахенским конгрессом 1818 года. Каслри был направлен туда с чрезвычайно сдержанными инструкциями: «Мы одобряем [общую декларацию] по этому случаю и, хотя с большими трудностями, заверяем [второстепенные державы] в том, что… периодические встречи… должны быть посвящены одному… предмету или даже… одной державе, Франции. И никакого участия во вмешательстве в какой бы то ни было форме, в какой международное право не оправдывает вмешательства.
Великобритания хотела, чтобы за Францией был осуществлен контроль, но, кроме всего прочего, в Лондоне господствовал двойной страх: перед «континентальными завязками» и объединенной Европой. Имел место всего лишь один случай, когда Великобритания посчитала, что дипломатия конгрессов совпадает с ее целями. Во время Греческой революции 1821 года Англия усмотрела в желании царя защитить христианское население разваливающейся Оттоманской империи первую стадию попытки России завоевать Египет. Когда на карту ставятся британские стратегические интересы, Каслри без колебаний обратился к царю во имя того самого союзнического единства, которое он до того времени хотел ограничить вопросами сдерживания Франции. Характерно, что он выработал критерий разграничения между теоретическими и практическими вопросами: «Вопрос Турции носит совершенно иной характер, и он принадлежит к числу тех, которые у нас в Англии рассматриваются не в теоретическом, а в практическом плане…» Но обращение Каслри к Союзу стало, прежде всего, подтверждением присущей ему непрочности. Союз, в котором один из партнеров трактует собственные стратегические интересы как единственный практически значимый вопрос, не является дополнительным гарантом безопасности для своих членов. Поскольку он не берет на себя никаких обязательств сверх тех, которые бы и так возникли вследствие учета национального интереса. Меттерних, без сомнения, утешался мыслью о том, что лично Каслри, безусловно, относился с симпатией к его целям и вообще к системе конгрессов. Каслри, как говорил один из австрийских дипломатов, был «похож на большого любителя музыки, находящегося в церкви; он хочет зааплодировать, но не смеет это сделать». Но если даже наиболее европейски ориентированный из числа британских государственных деятелей человек не рискует аплодировать тому, во что верит, то роль Великобритании в «Европейском концерте» была предопределена как преходящая и неэффективная.
Примерно так же столетием позднее обстояло дело с Вильсоном и его Лигой Наций. Усилия Каслри, направленные на то, чтобы убедить Великобританию принять участие в системе европейских конгрессов, зашли намного дальше того, что могли выдержать английские представительные институты как с философской, так и со стратегической точек зрения. Каслри был убежден, как был бы и Вильсон, в том, что опасность новой агрессии успешнее всего можно избежать в том случае, если его страна присоединится к какому-нибудь постоянному европейскому форуму, который имел дело с угрозами, прежде чем они превратятся в кризисы. Он понимал Европу лучше многих своих британских современников и знал, что вновь обретенный баланс потребует к себе пристального внимания. Он полагал, что выработал решение, которое Великобритания могла бы поддержать, поскольку оно не шло далее участия в серии дискуссионных встреч министров иностранных дел четырех стран-победительниц и не носило обязательственного характера. Но даже дискуссионные встречи отдавали слишком сильно идеей европейского правительства на вкус британского кабинета. И получилось, что система конгрессов не взяла даже первого барьера: когда Каслри присутствовал на первой конференции в Ахене в 1818 году, Франция была принята в систему конгрессов, а Англия из нее вышла. Кабинет не дал Каслри разрешения присутствовать на последующих европейских конгрессах, которые соответственно состоялись в 1820 году в Троппау, в 1821 году в Лайбахе и в 1822 году в Вероне. Великобритания отошла в сторону от той самой системы конгрессов, которую задумал ее же собственный министр иностранных дел. Точно так же столетием позднее Соединенные Штаты дистанцируются от Лиги Наций, предложенной их же президентом.
В каждом из этих случаев попытка лидера наиболее могущественной страны создать общую систему коллективной безопасности не увенчалась успехом вследствие внутренних предубеждений и исторических традиций. Как Вильсон, так и Каслри считали, что международный порядок, установленный после катастрофической войны, может быть защищен при активном участии всех ведущих членов международного сообщества и особенно их собственных стран. Для Каслри и Вильсона безопасность была коллективной; если хоть одна нация подвергалась нападению, то в итоге жертвами оказывались бы все. Если безопасность воспринимается, таким образом, всеми как безупречная, то у всех государств появляется общий интерес в том, чтобы давать отпор агрессии, и даже больше того — интерес в том, чтобы не допустить ее. С точки зрения Каслри, Великобритания, независимо от ее взглядов по конкретным вопросам, была по-настоящему заинтересована в сохранении всеобщего мира и в поддержании баланса сил. Как и Вильсон, Каслри полагал, что лучшим способом отстаивания такого интереса является принятие участия в формировании решений, влияющих на международный порядок, и в организации отпора нарушениям мира. Слабость системы коллективной безопасности заключается в том, что интересы редко бывают одинаковыми, а безопасность редко бывает безупречной. Члены общей системы коллективной безопасности в силу этого скорее согласятся с бездействием, чем договорятся о совместных действиях; их либо будут удерживать вместе красивыми общеполитическими призывами, либо они станут свидетелями отступничества самого мощного из членов, который чувствует себя наиболее защищенным и посему менее всего нуждающимся в этой системе. Ни Вильсон, ни Каслри не смогли вовлечь свои страны в систему коллективной безопасности, потому что соответствующие общества не ощущали предвидимой угрозы и считали, что смогут с ней справиться самостоятельно или, в случае необходимости, найти союзников в последний момент. Для них участие в Лиге Наций или в системе европейских конгрессов представлялось риском, при котором безопасность отнюдь не повышалась.
Однако существует огромное различие между этими двумя англосаксонскими государственными деятелями. Каслри диссонировал не только со своими современниками, но и в целом с главной линией тогдашней британской внешней политики. Он не оставил после себя никакого наследия; ни один из британских государственных деятелей не использовал Каслри в качестве примера для подражания. Вильсон же не только черпал свои идеи из неистощимого источника американской мотивации, но и поднялся в этом деле на новую и более высокую ступень. Все его преемники были до какой-то степени вильсонианцами, и вся последующая американская внешняя политика формировалась под влиянием изложенных им принципов. Лорд Стюарт, британский «наблюдатель», которому было позволено присутствовать на различных европейских конгрессах, сводный брат Каслри, потратил значительную часть своей энергии, определяя пределы участия Великобритании, а не вклад ее в европейский консенсус. В Троппау он представил меморандум, подтверждавший право на самооборону, но настаивавший на том, что Великобритания «не возьмет на себя, как член Союза, моральную ответственность за учреждение общеевропейской полиции». На конгрессе в Лайбахе лорд Стюарт должен был подтвердить, что Великобритания никогда не окажется связанной обязательствами, направленными против «необоснованных» опасностей.
Под его руководством Австрия находилась в авангарде борьбы с национализмом, хотя он был непреклонен и не допускал, чтобы Австрия слишком сильно раскрывалась или ввязывалась в односторонние действия. Еще менее он был настроен поощрять самостоятельные действия других, отчасти из опасения того, чтобы миссионерское рвение России не превратилось в экспансионизм. Для Меттерниха умеренность была философской добродетелью и практической необходимостью. В своих инструкциях одному из австрийских послов он как-то писал: «Гораздо важнее свести на нет претензии других, чем настаивать на наших собственных. Как только представлялась возможность, он пытался умерять крестовые планы царя, вовлекая его в длительные по времени консультации и ограничивая его тем, что было терпимо с точки зрения европейского консенсуса. Вторым направлением стратегии Меттерниха было консервативное единство. Как только то или иное действие становилось неизбежным, Меттерних принимался за свое манипулирование, которое он когда-то описал следующим образом: «Австрия рассматривает все с точки зрения существа дела. России превыше всего нужна форма. Британия желает существа дела вне всякой формы. Ловкость Меттерниха позволила Австрии в течение целого поколения осуществлять контроль над ходом событий, превратив Россию, страну, которую он боялся, в партнера на основе единства консервативных интересов, а Великобританию, которой он доверял, в последнее прибежище для противодействия вызовам в отношении баланса сил. Неизбежный исход, однако, был попросту отсрочен. И все-таки сохранение отживающего свой век государства на основе ценностей, несовместимых с господствующими тенденциями, охватившими весь мир вокруг, и продление ему жизни на целое столетие само по себе является немалым достижением. Дилемма Меттерниха заключалась в том, что чем больше он сближался с царем, тем больше он рисковал своими британскими связями; а чем больше он ими рисковал, тем ближе он вынужден был двигаться к царю, чтобы избежать изоляции. Идеальной комбинацией для Меттерниха была бы британская поддержка в деле сохранения территориального баланса и русская поддержка для подавления внутренних волнений, — Четверной союз 1815 года нужен для геополитической безопасности, а Священный союз для внутренней стабильности. Но по мере того как память о Наполеоне со временем сглаживалась, сохранять такую комбинацию становилось все труднее. Чем больше союзы приобретали форму системы коллективной безопасности и европейского правительства, тем больше Великобритания считала своей обязанностью от них отмежевываться. А чем больше Великобритания отмежевывалась, тем более зависимой от России становилась Австрия, и, соответственно, тем рьянее она отстаивала консервативные ценности. Создавался порочный круг, который нельзя было разорвать. Как бы ни сочувствовал Каслри в связи с проблемами Австрии, он был неспособен заставить Великобританию устранять потенциальные опасности, когда она боролась с реальными. Здесь был корень проблемы. Внутренние неурядицы оказались той самой опасностью, с которой Австрия меньше всего была в состоянии справиться. Для смягчения принципиальных расхождений Каслри предложил проводить периодические встречи, или конгрессы, министров иностранных дел для совместного рассмотрения положения дел в Европе. То, что стало известно как система конгрессов, имело цель сформировать консенсус по стоящим перед Европой важнейшим вопросам и проложить путь для их решения на многосторонней основе. Великобританию, однако, не устраивала система европейского правительства, поскольку тут было недалеко и до объединенной Европы, против которой британцы выступали постоянно. Даже если оставить в стороне традиционную британскую политику, ни одно британское правительство не брало на себя постоянное обязательство анализировать события по мере их возникновения, не сталкиваясь ни с какой бы то ни было конкретной угрозой. Участие в европейском правительстве было не более привлекательным для британского общественного мнения, чем участие американцев в Лиге Наций через 100 лет, причем и по преимуществу по одним и тем же причинам. Британский кабинет поставил совершенно очевидные условия еще перед самой первой из подобных конференций — Ахенским конгрессом [102] 1818 года. Каслри был направлен туда с чрезвычайно сдержанными инструкциями: «Мы одобряем [общую декларацию] по этому случаю и, хотя с большими трудностями, заверяем [второстепенные державы] в том, что… периодические встречи… должны быть посвящены одному… предмету или даже… одной державе, Франции. И никакого участия во вмешательстве в какой бы то ни было форме, в какой международное право не оправдывает вмешательства. Великобритания хотела, чтобы за Францией был осуществлен контроль, но, кроме всего прочего, в Лондоне господствовал двойной страх: перед «континентальными завязками» и объединенной Европой. Имел место всего лишь один случай, когда Великобритания посчитала, что дипломатия конгрессов совпадает с ее целями. Во время Греческой революции 1821 года Англия усмотрела в желании царя защитить христианское население разваливающейся Оттоманской империи первую стадию попытки России завоевать Египет. Когда на карту ставятся британские стратегические интересы, Каслри без колебаний обратился к царю во имя того самого союзнического единства, которое он до того времени хотел ограничить вопросами сдерживания Франции. Характерно, что он выработал критерий разграничения между теоретическими и практическими вопросами: «Вопрос Турции носит совершенно иной характер, и он принадлежит к числу тех, которые у нас в Англии рассматриваются не в теоретическом, а в практическом плане…» [104] Но обращение Каслри к Союзу стало, прежде всего, подтверждением присущей ему непрочности. Союз, в котором один из партнеров трактует собственные стратегические интересы как единственный практически значимый вопрос, не является дополнительным гарантом безопасности для своих членов. Поскольку он не берет на себя никаких обязательств сверх тех, которые бы и так возникли вследствие учета национального интереса. Меттерних, без сомнения, утешался мыслью о том, что лично Каслри, безусловно, относился с симпатией к его целям и вообще к системе конгрессов. Каслри, как говорил один из австрийских дипломатов, был «похож на большого любителя музыки, находящегося в церкви; он хочет зааплодировать, но не смеет это сделать» [105]. Но если даже наиболее европейски ориентированный из числа британских государственных деятелей человек не рискует аплодировать тому, во что верит, то роль Великобритании в «Европейском концерте» была предопределена как преходящая и неэффективная. Примерно так же столетием позднее обстояло дело с Вильсоном и его Лигой Наций. Усилия Каслри, направленные на то, чтобы убедить Великобританию принять участие в системе европейских конгрессов, зашли намного дальше того, что могли выдержать английские представительные институты как с философской, так и со стратегической точек зрения. Каслри был убежден, как был бы и Вильсон, в том, что опасность новой агрессии успешнее всего можно избежать в том случае, если его страна присоединится к какому-нибудь постоянному европейскому форуму, который имел дело с угрозами, прежде чем они превратятся в кризисы. Он понимал Европу лучше многих своих британских современников и знал, что вновь обретенный баланс потребует к себе пристального внимания. Он полагал, что выработал решение, которое Великобритания могла бы поддержать, поскольку оно не шло далее участия в серии дискуссионных встреч министров иностранных дел четырех стран-победительниц и не носило обязательственного характера. Но даже дискуссионные встречи отдавали слишком сильно идеей европейского правительства на вкус британского кабинета. И получилось, что система конгрессов не взяла даже первого барьера: когда Каслри присутствовал на первой конференции в Ахене в 1818 году, Франция была принята в систему конгрессов, а Англия из нее вышла. Кабинет не дал Каслри разрешения присутствовать на последующих европейских конгрессах, которые соответственно состоялись в 1820 году в Троппау, в 1821 году в Лайбахе и в 1822 году в Вероне. Великобритания отошла в сторону от той самой системы конгрессов, которую задумал ее же собственный министр иностранных дел. Точно так же столетием позднее Соединенные Штаты дистанцируются от Лиги Наций, предложенной их же президентом. В каждом из этих случаев попытка лидера наиболее могущественной страны создать общую систему коллективной безопасности не увенчалась успехом вследствие внутренних предубеждений и исторических традиций. Как Вильсон, так и Каслри считали, что международный порядок, установленный после катастрофической войны, может быть защищен при активном участии всех ведущих членов международного сообщества и особенно их собственных стран. Для Каслри и Вильсона безопасность была коллективной; если хоть одна нация подвергалась нападению, то в итоге жертвами оказывались бы все. Если безопасность воспринимается, таким образом, всеми как безупречная, то у всех государств появляется общий интерес в том, чтобы давать отпор агрессии, и даже больше того — интерес в том, чтобы не допустить ее. С точки зрения Каслри, Великобритания, независимо от ее взглядов по конкретным вопросам, была по-настоящему заинтересована в сохранении всеобщего мира и в поддержании баланса сил. Как и Вильсон, Каслри полагал, что лучшим способом отстаивания такого интереса является принятие участия в формировании решений, влияющих на международный порядок, и в организации отпора нарушениям мира. Слабость системы коллективной безопасности заключается в том, что интересы редко бывают одинаковыми, а безопасность редко бывает безупречной. Члены общей системы коллективной безопасности в силу этого скорее согласятся с бездействием, чем договорятся о совместных действиях; их либо будут удерживать вместе красивыми общеполитическими призывами, либо они станут свидетелями отступничества самого мощного из членов, который чувствует себя наиболее защищенным и посему менее всего нуждающимся в этой системе. Ни Вильсон, ни Каслри не смогли вовлечь свои страны в систему коллективной безопасности, потому что соответствующие общества не ощущали предвидимой угрозы и считали, что смогут с ней справиться самостоятельно или, в случае необходимости, найти союзников в последний момент. Для них участие в Лиге Наций или в системе европейских конгрессов представлялось риском, при котором безопасность отнюдь не повышалась. Однако существует огромное различие между этими двумя англосаксонскими государственными деятелями. Каслри диссонировал не только со своими современниками, но и в целом с главной линией тогдашней британской внешней политики. Он не оставил после себя никакого наследия; ни один из британских государственных деятелей не использовал Каслри в качестве примера для подражания. Вильсон же не только черпал свои идеи из неистощимого источника американской мотивации, но и поднялся в этом деле на новую и более высокую ступень. Все его преемники были до какой-то степени вильсонианцами, и вся последующая американская внешняя политика формировалась под влиянием изложенных им принципов. Лорд Стюарт, британский «наблюдатель», которому было позволено присутствовать на различных европейских конгрессах, сводный брат Каслри, потратил значительную часть своей энергии, определяя пределы участия Великобритании, а не вклад ее в европейский консенсус. В Троппау он представил меморандум, подтверждавший право на самооборону, но настаивавший на том, что Великобритания «не возьмет на себя, как член Союза, моральную ответственность за учреждение общеевропейской полиции» [106]. На конгрессе в Лайбахе лорд Стюарт должен был подтвердить, что Великобритания никогда не окажется связанной обязательствами, направленными против «необоснованных» опасностей. Сам Каслри изложил британскую позицию в дипломатическом документе от 5 мая 1820 года. Четверной союз, как утверждал он, был учрежден для «освобождения значительной доли европейского континента от военного господства Франции. В итоге Каслри оказался в западне между собственными убеждениями и внутриполитическими требованиями. Он не видел выхода из этой неприятной ситуации. Четыре дня спустя он совершил самоубийство. По мере роста зависимости Австрии от России перед Меттернихом вставал вызывающий крайнее недоумение вопрос о том, как долго его призыв к консервативным принципам царя сможет удержать Россию от использования своих возможностей на Балканах и на периферии Европы. Оказалось, что этот срок составил почти три десятилетия, в течение которых Меттерних занимался революциями в Неаполе, Испании и Греции, при этом эффективно поддерживая европейский консенсус и предотвращая русскую интервенцию на Балканах. Но Восточный вопрос не исчез сам собой. По существу, он явился результатом борьбы за независимость на Балканах, когда различные народности пытались освободиться от турецкого владычества. Вызов этим самым системе Меттерниха заключался в том, что он вступал в противоречие с обязательством той системы сохранять статус-кво и что движения за независимость, направленные на тот день против Турции, завтра уже будут нацелены на Австрию. Более того, царь, наиболее преданный идее легитимизма, был тоже более всего готов совершить интервенцию, и никто — уж, конечно, ни в Лондоне, ни в Вене — не верил, что он способен сохранить статус-кво после того, как его армии отправятся в поход. На какое-то время общая заинтересованность смягчить удар от распада Оттоманской империи способствовала продолжению теплых отношений между Великобританией и Австрией. Как бы мало для англичан ни значили конкретные балканские проблемы, продвижение русских к проливам воспринималось как угроза британским интересам на Средиземном море и встречало твердое противодействие. Меттерних никогда лично не участвовал в британских усилиях противостоять русскому экспансионизму, хотя фактически приветствовал их. Его осторожная и, что самое главное, анонимная дипломатия — утверждение единства Европы, лесть по отношению к русским, обхаживание англичан — помогала Австрии сохранить как вариант союз с русскими, в то время как тяжкое бремя сдерживания русского экспансионизма было возложено на другие государства. Устранение Меттерниха с политической сцены в 1848 году ознаменовало начало конца рискованных действий балансирования на проволоке, при помощи которых Австрия использовала единство консервативных интересов для сохранения достигнутого в Вене урегулирования. Совершенно очевидно, что легитимность не могла компенсировать до бесконечности неуклонное ухудшение геополитического положения Австрии или растущую несовместимость ее внутреннего государственного устройства и доминирующих национальных тенденций. Но нюанс как раз является сущностью искусства управления государством. Меттерних очень ловко справлялся с Восточным вопросом, однако его преемники, не сумев приспособить внутренние институты Австрии к требованиям времени, попытались, в порядке компенсации, привести австрийскую дипломатию в соответствие с нарождающейся тенденцией силовой политики, не сдерживаемой концепцией легитимности. Это должно было стать крахом существующего международного порядка. Случилось так, что «Европейский концерт» окончательно раскололся вдребезги на наковальне Восточного вопроса. В 1854 году впервые со времен Наполеона великие державы участвовали в войне. По иронии судьбы эта война, Крымская война, давно заклейменная историками как бессмысленное мероприятие, которое легко было предотвратить, была развязана не Россией, Великобританией или Австрией — странами, имевшими свой интерес в Восточном вопросе, — но Францией. В 1852 году французский император Наполеон III, только что пришедший к власти в результате переворота, убедил турецкого султана даровать ему титул «защитника христиан Оттоманской империи», то есть признать за ним ту роль, которую русский царь традиционно считал своей. Николай I был в ярости от того, что Наполеон, которого он считал незаконным выскочкой, осмелился занять место России в качестве защитника балканских славян, и потребовал равного статуса с Францией. Когда султан наотрез отказал русскому эмиссару, Россия разорвала с Турцией дипломатические отношения. Лорд Пальмерстон, формировавший британскую внешнюю политику середины XIX века, болезненно подозрительно относился к России и настоял на отправке Королевского военно-морского флота в бухту Бесика у выхода из Дарданелл. Царь же продолжал действовать в духе системы Меттерниха. Я могу рассчитывать на Берлин и Вену» [109]. Чтобы показать полнейшее пренебрежение, Николай распорядился оккупировать княжества Молдавию и Валахию современную Румынию. Австрия, которая теряла больше всех в этой войне, предложила вполне очевидное решение: Франция и Россия выступают созащитниками оттоманских христиан. Пальмерстона не устраивал никакой вариант. В целях усиления переговорных позиций Великобритании он направил Королевский военно-морской флот к самому входу в Черное море. Это подтолкнуло Турцию на объявление войны России. Великобритания и Франция поддержали Турцию.
Европейский концерт
Так называли политику основных держав Европы, направленную на мирное разрешение противоречий между собой, на коллективное решение всех спорных проблем. Ни одна из держав не стремилась доводить международные противоречия до войны. Все спорные проблемы, касающиеся даже третьих, малых стран, они разрешали на основе общей договоренности между основными державами.
Слайд 4 Венский конгресс 1814-1815 гг. Меттерних Собрались представители всех великих европейских держав, в т. Слайд 5 «Конгресс, который не состоялся» Талейран «Конгресс танцует, но не движется вперед» князь де Линь Слайд 6 Главный политический институт — «Европейский комитет» или Комитет 8 Государства, подписавшие Парижский мирный договор 1814 г. Португалия, Швеция. Слайд 7 Ведущую роль играли дипломаты держав «пентархии» К. Меттерних А.
Разумовский Р. Стюарт, виконт Каслри К. Талейран-Перигор Слайд 8 Великобритания Главная цель — обеспечить равновесие в Европе и британское преобладание вне нее. Ограничения Франции оттеснение ее от фландрского побережья, укрепление приграничных государств по ее периметру. Свести к минимуму политические и территориальные приобретения России. Слайд 9 Закрепить за собой территории в Германии и Италии. Не допустить усиления конкурентов прежде всего, России. Слайд 10 Восстановить довоенную государственную территорию.
Добиться присоединения Саксонии.
Несмотря на попытки возродить «оркестр», легитимный Венский порядок был разрушен и не подлежал восстановлению, хотя «европейский концерт», как способ взаимодействия государств, продолжал функционировать. Старая система была разрушена по той причине, что в ходе подавления европейских восстаний был нарушен баланс сил в Европе. Российский контрабас зазвучал громче всех других инструментов после успешных военных операций в Австрии и фактического подавления настроений Пруссии по поводу объединения Германии. Австрия и Пруссия были серьезно ослаблены революциями 1848-1849 годов, и Россия в конечном итоге стала лидером Священного союза. Государственные деятели не отказывались от принципов Венской системы международных отношений, но на практике они уже не действовали в период политического кризиса 1848-1853 годов. Великие державы исполняли собственные партии, поэтому слышалась фальшь в игре «оркестра» в целом. Наполеон III стремился реализовать свою цель по укреплению престижа Франции в Европе, для чего ему было необходимо развязать маленькую победоносную войну за пределами Старого Света. Война в Европе по инициативе Франции рассматривалась бы как акт агрессии. Это позволило бы консервативно-настроенным восточным державам вторгнуться во Францию, к чему она не была готова.
Новоиспеченный французский император предпочёл противостоять России в Восточном вопросе раздел турецкого наследства , в котором у последней не было союзников.
Несмотря на общий провал системы Конгресса, он стал важным шагом в европейской и мировой дипломатии. За свою примерно 85-летнюю жизнь он возвел внушительную структуру международного права. История Французская революция 1789 года вызвала большой страх среди ведущих держав Европы перед низшими классами, которые яростно восстали против Старых держав, чтобы решить насущные проблемы в основном подавление революций против монархов в то время; тем не менее, система Конгресса начала ухудшаться из-за того, что Британия удалилась, и начались ожесточенные дебаты по поводу войны за независимость Греции. Несмотря на то, что в 1825 году в Санкт-Петербурге прошел еще один Конгресс между пятью главными державами, система Конгресса уже сломалась.
Несмотря на это, «великие державы» продолжали встречаться и поддерживать мир в Европе. Он положил начало международной дипломатии и переговорам на континенте, раздираемом войной. Хорошим примером этого является 1827 год, когда три великие державы Великобритания, Франция и Россия объединились в Наваринской битве, чтобы победить османский флот. Среди встреч держав были Венский конгресс 1814-1815 , Экс-ла-Шаппель 1818 , Карлсбад 1819 , Верона 1822 и Лондон в 1830, 1832 и 1838-1839 годах. Итоги концерта Главным достижением концерта было обеспечение независимости Греции 1830 г.
В 1840 году державы кроме Франции вмешались в защиту Османской империи против которой они поддерживали Грецию , чтобы положить конец восьмилетней оккупации Египтом Сирии. Берлинский конгресс 1878 года, кульминационный момент после Вены, учредил комитет по надзору за финансами Османской империи, которая была в долгу перед европейскими державами, уступила Кипр Великобритании, Боснию - Австрии и признала Черногорию, Сербию и Румынию. Кончина Концерта Кончина Концерта была медленным процессом. Требования пересмотреть границы Венского конгресса по национальному признаку ослабили его; Немцы и итальянцы хотели объединить свои маленькие государства, в то время как части Австрийской империи хотели независимости.
СИСТЕМА «ЕВРОПЕЙСКОГО КОНЦЕРТА НАЦИЙ»
Для понимания дипломатических осложнений, возникших на Венском конгрессе, нужно проанализировать интересы, которые пришлось защищать на конгрессе каждому из союзных государств. В ее целях было намерение упрочить и расширить своё морское и торговое превосходство. Обширные владения за морем, еще остававшиеся во власти Испании, Португалии, Нидерландов представляли для Англии ценные рынки, которые она стремилась захватить. Англия стремилась сохранить в Европе статус-кво, не допустить усиления России, также добиться гарантий восстановления во Франции старого донаполеоновского режима. Из всех других держав Австрия была более связана своими интересами с Англией. Австрия стремилась к тому, чтобы не дать Франции и России выйти за их пределы.
На востоке предлагалось бороться с панславизмом и для этого воспрепятствовать восстановлению Польши под властью царя: уберечь Дунай от посягательств России. Тайным желанием Австрии было создание слабой федеральной власти: чем меньше был затронут партикуляризм1, которым так дорожили небольшие германские государства, тем легче было бы Австрии оказывать свое сильное влияние на каждое из них.
The prime minister of the country had barely finished signing the armistice with Germany when the British Union of Fascists, led by Oswald Mosley and with the support of many other right-wing groups, took London by storm and began laying the groundwork for the new Commonwealth. Against all odds, with skillful diplomacy and showing an incredible stiffness of the upper lip, the British people rebuilt their nation from the ashes, and even managed to hold on to much of their colonial empire. They may no longer be the undisputed masters of the world, but the Sun still never sets on the British Empire, and this old lion can still let its roar be heard all over the world... Italy[ ] Switching sides in the middle of a conflict may not be the most honorable move, but this was not the homeland of Machiavelli for nothing. The Kingdom of Italy went through a lot during the many years of the War, but nobody can deny that it came out stronger than before: from little more than a backwater of Europe to a world power, controlling a vast colonial empire and with several satellite states in the Mediterranean. Japan[ ] The Land of the Rising Sun is the only east Asian nation which can truly claim to be a great power, and rightfully so.
The Empire of Japan is the hegemonic power in the Pacific and in Eastern Asia , reuniting many nations of the region into the Greater East Asia Co-Prosperity Sphere to ensure its economic and political dominance, and maintaining a massive, state-of-the-art navy to make sure nobody can threaten their dominance. Despite being forced to negotiate and compromise with the European powers during the War and the failed bid to acquire certain territories and other benefits they aspired for, the Japanese never liked taking "no" for an answer, especially from uneducated Western rubes. Japan believes that their project of reuniting all of East Asia under their wings is still incomplete, but only time will tell how the nation of the Samurai will pursue its goal... The Netherlands[ ] Some nations find the basis of their power in vast armies, powerful navies or a wealth of natural resources: the Dutch do not. They always maintained their status as a world power only thanks to their cunning, and the government of the Republic of the United Netherlands knows this perfectly well. Their colonial empire is one of the smallest of the European powers, yet among the most profitable, and their position as merchants of Europe makes wealth flow into the coffers of the state.
Нелегко было проявить великодушие к Франции, в продолжение полутора столетий стремившейся к господству над Европой, чьи армии в течение четверти века стояли лагерем на территории соседей. Тем не менее государственные деятели, заседавшие в Вене, пришли к выводу, что в Европе станет безопаснее, если Франция будет относительно довольна, а не раздражена или обижена.
Францию лишили завоеванных земель, но даровали ей «старые», то есть предреволюционные границы, даже несмотря на то, что их пределы включали в себя гораздо более обширные территории, чем те, которыми правил Ришелье. Кэслри, министр иностранных дел державы, являвшейся наиболее непримиримым врагом Наполеона, так объяснял это: «Продолжительные эксцессы со стороны Франции могли бы, без сомнения, побудить Европу... А накануне 1818 года Франция уже вошла в систему, созданную конгрессом, и стала участвовать в периодических европейских конгрессах, превратившихся на целых полстолетия в почти что правительство Европы. Будучи убеждена, что отдельные нации уже осмыслили в достаточной степени свои собственные интересы, чтобы защищать их в случае любого вызова, Великобритания могла бы этим довольствоваться и оставить все как есть. Британцы были уверены, что не требуется никаких формальных гарантий ни вместо, ни в дополнение к анализу, сделанному с позиции здравого смысла. Тем не менее страны Центральной Европы, жертвы полуторавековых войн, настаивали на осязаемых заверениях. В частности, Австрия стояла перед лицом опасностей, непонятных Великобритании. Будучи наследием феодальных времен, Австрия представляла собой многоязычную империю, сводившую воедино множество народов бассейна Дуная, сплачивая их вокруг исторических владений в Германии и Северной Италии.
Осознавая рост взаимоисключающих тенденций либерализма и национализма, угрожавших самому ее существованию, Австрия стремилась соткать сеть моральных запретов для предотвращения испытаний силой. Непревзойденное мастерство Меттерниха проявилось в том, что ему удалось побудить договаривающиеся страны подчинить свои разногласия пониманию общности разделяемых ценностей. Талейран следующим образом высказал мысль о необходимости какого-либо принципа сдержанности: «Если... По окончании Венского конгресса взаимоотношения между равновесием сил и общими для всех легитимистскими чувствами нашли отражение в двух документах: об образовании Четырехстороннего альянса, куда входили Великобритания, Пруссия, Австрия и Россия, и Священного союза, членство в котором ограничивалось тремя так называемыми «восточными дворами» — Пруссией, Австрией и Россией. В начале XIX века на Францию смотрели с таким же страхом, как на Германию в XX: как на хронически агрессивную, изначально дестабилизирующую силу. Поэтому государственные деятели, собравшиеся в Вене, выковали Четырехсторонний альянс, чтобы при помощи преобладающей силы задушить в зародыше любые агрессивные французские тенденции. Если бы победители, заседавшие в Версале, создали бы подобный альянс в 1918 году, мир, возможно, так бы и не узнал страданий второй мировой войны. Священный союз носил совершенно иной характер; Европа не видела подобных документальных деклараций с тех пор, как почти два столетия назад покинул трон Фердинанд II, император Священной Римской империи.
Инициатором союза был русский царь, который никак не мог отказаться от самозванно возложенной на себя миссии перекроить систему международных отношений и переделать ее участников. В 1804 году Питт подорвал в корне крестовый поход императора ради достижения торжества либеральных установлений; к 1815 году Александр до мозга костей пропитался чувством победы, так что больше отмахнуться от него было невозможно, — не важно, что "нынешний крестовый поход был в корне противоположен тому, что проповедовалось одиннадцать лет назад. Теперь Александр очутился в рабстве у религии и консервативных ценностей и предлагал ни более ни менее как всеобъемлющую реформу системы международных отношений, основывающуюся на той предпосылке, что будто бы «курс, ранее принятый державами во взаимных отношениях между ними, должен быть фундаментально изменен, и потому срочно требуется заменить его порядком вещей, основывающимся на возвышенных истинах вечной религии нашего Спасителя». Австрийский император шутил, что не знал, как ему поступить: обсуждать ли эти идеи на совете министров или в исповедальне. Но он одновременно знал, что не может ни присоединиться к крестовому походу царя, ни отвергнуть его, дав тем самым Александру повод действовать в одиночку, оставляя Австрию лицом к лицу с либеральными и национальными течениями того времени. Вот почему Меттерних трансформировал проект царя в то, что потом стало известно как Священный союз, где религиозный императив трактовался как обязательство поставивших подпись под договором сохранять внутренний статус-кво в Европе. Впервые в современной истории европейские державы приняли на себя общую миссию. Ни один британский государственный деятель никогда бы не позволил себе ввязаться в предприятие, где устанавливалось бы всеобщее право — по сути, обязанность — вмешиваться во внутренние дела других государств.
Кэслри назвал Священный союз «образцом утонченного мистицизма и бессмыслицы». Меттерних, однако, увидел в нем возможность заставить царя поддержать нормы легитимизма и, что самое главное, удержать его от бурного миссионерского экспериментирования в одностороннем порядке и в отсутствие какого-либо сдерживающего начала. Священный союз объединил усилия консервативных монархов и направил их на борьбу с революцией, но также обязал их взаимно согласовывать свои действия, что реально давало Австрии теоретическое право вето в отношении авантюр готового всех душить русского союзника. Так называемый «европейский концерт» предполагал, что нации, сопоставимые по могуществу, будут решать вопросы, касающиеся всеобщей стабильности, путем консенсуса. Священный союз явился наиболее оригинальным аспектом венского урегулирования. Возвышенное название отвлекало внимание от его оперативной сущности, заключавшейся в том, чтобы внести элемент морального ограничения в отношения великих держав. Проявленный ими закономерный интерес к сохранению внутренних институтов вынудил страны континента избегать конфликтов, на которые в предыдущем столетии они бы пошли безоговорочно. Однако было бы величайшим упрощением утверждать, будто наличие сходного внутреннего устройства само по себе гарантирует мирное сохранение равновесия сил.
В некотором отношении это действительно основывалось на наследии Концерта, даже если главной заботой было не повторение ошибок. Тот факт, что у «Концерта» не было формального механизма, означал, что он будет у нового органа, и государства-члены возьмут на себя обязательства по его Пакту, который включает «принятие обязательств не прибегать к войне». Лига не смогла предотвратить Вторую мировую войну, так же как «Концерт» не смог предотвратить предыдущую мировую войну. Это следующая всемирная организация, Организация Объединенных Наций, представляла собой значительный отход, по крайней мере, в принципе и в теории, если в меньшей степени на практике. Хотя предотвращение войны остается фундаментальной целью, это, возможно, вторично по сравнению с созданием более мирного мира с помощью таких инициатив, как ЮНЕСКО, которые направлены на «создание защиты мира в умах людей». Он также признает, что в конечном итоге именно люди мира, а не страны, потребуют мира и отвергнут насилие.
Преамбула Устава начинается словами «мы, народы». Он утверждал, что мир и стабильность в мире, подверженном конфликтам, лучше всего гарантированы путем обеспечения баланса силы и мощи. В контексте «холодной войны» это означало баланс сил между западными союзниками и коммунистическим блоком. Он писал: «Безопасность внутреннего порядка основывается на силе перевеса авторитета, безопасность международного порядка - в балансе сил и, по его выражению, в равновесии... Но она построена во имя легитимизирующего принципа». Однако две великие державы зависели от вероятности взаимно гарантированного уничтожения, если они тоже нападут.
Обе стороны поддерживали крупную и дорогую армию; всегда присутствовала идея, что любой из них применит силу в случае необходимости.
Презентация на тему "Европейский концерт" 8 класс
В заключении Попеску отметил, что «Европейский концерт» XIX века подготовил почву для наполненного катастрофами двадцатого столетия, поэтому и создание новой организации по этому образцу чревато таким же исходом. Если предоставляются гиперссылки на Интернет-сайт третьей стороны, это делается с наилучшими намерениями и с тем убеждением, что такой веб-сайт содержит или может содержать материал, имеющий отношение к содержанию настоящего Сайта. Берлинский конгресс в 1878 году полностью урегулировал вопросы, связанные с новыми государствами на Балканах и отношениями между Европой и Османской империей. Возможно, это повысило «Концерт Европы» до статуса де-факто правительство мира. Началась эпоха «Европейского концерта» — баланса сил между европейскими государствами. Европейский концерт базировался на общем согласии больших государств: России, Австрии, Пруссии, Франции, Великобритании. «Европейский концерт» — сообщество европейских государств, связанных общими интересами сохранить мир, не допустить гегемонии одной державы, противостоять революциям.
Лекция 6. Европейский концерт - первая система международных отношений
Первый этап Европейского концерта, известный как система конгрессов или Венская система после Венского конгресса (1814–1815 гг.), в которой доминировали пять великих держав Европы: Австрия, Франция, Пруссия, Россия и Великобритания. Специфика и важнейшие участники Венской системы международных отношений. Священный союз. Венская система международных отношений (или «Европейский концерт») — система международных отношений, сложившаяся после Наполеоновских войн. Что такое КОНЦЕРТ? (итал. concerto, лат. concertus) — музыкальное сочинение, написанное для одного или нескольких инструментов, с аккомпанементом оркестра, с целью дать возможность солистам выказать виртуозность исполнения.
Содержание
- History of The Concert of Europe (1815-22)
- ЛЕКЦИЯ 6. ЕВРОПЕЙСКИЙ КОНЦЕРТ - ПЕРВАЯ СИСТЕМА МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
- Краткая история «европейского концерта», или как пацаны к успеху шли | Насправдi
- To quote from this article
- Поиск по сайту
- Что такое европейский концерт: особенности и традиции | Названиесайта
🗊 «Европейский концерт»: международные отношения первой половины XIX века
Венский конгресс сыграл ключевую роль в формировании стойкой парадигмы отношений между ведущими европейскими государствами. Началась эпоха «Европейского концерта» — баланса сил между европейскими государствами. Началась эпоха «Европейского концерта», в котором ключевую роль играл баланс сил между ведущими европейскими державами. Европейский концерт был основан на общем согласии больших государств: Российской империи, Австрии, Франции, Пруссии, Великобритании. Что такое европейский концерт? обьяснить все обьемно пожалуйста.
Особенности Венской системы международных отношений.
«Европейский концерт» — сообщество европейских государств, связанных общими интересами сохранить мир, не допустить гегемонии одной державы, противостоять революциям. Наименования Европейский концерт используется для обозначения типа межгосударственных отношений, начавшихся в период Реставрации Европы (в конце наполеоновских войн, в 1815 г.) и расширявшихся до начала Первой мировой войны в 1914 г. Эта система. 1.2. Взаимоотношения России и Европы в эпоху «концерта держав» 11. 1.3. Экономические аспекты развития стран в эпоху «концерта держав» 19. Глава. 2. Новая полицентричность Европейского Союза 26. 2.1. Возвращение ЕС к идее многополярности 26. «Европейский концерт» нашел преданных сторонников в лице многих государственных деятелей Европы второй четверти XIX века. К их числу принадлежал и министр иностранных дел России К.В. Нессельроде. Очевидный урок, который можно извлечь из деятельности “Европейского концерта”, связан с тем, что “концерт” (когда он уже начал приходить в упа-док) не смог предотвратить появления двух силовых блоков в Европе, которые находились друг с другом в конфликте.
Танцующий конгресс
Александр I и австрийский канцлер Меттерних играли ведущую роль при решении важных вопросов на конгрессе. Основными задачами Венского конгресса было восстановление монархий, освобождение территорий, занятых Наполеоном, борьба с революционными движениями, недопущение возрождения бонапартизма во Франции и удовлетворение территориальных и других притязаний победителей. Для понимания дипломатических осложнений, возникших на Венском конгрессе, нужно проанализировать интересы, которые пришлось защищать на конгрессе каждому из союзных государств. В ее целях было намерение упрочить и расширить своё морское и торговое превосходство. Обширные владения за морем, еще остававшиеся во власти Испании, Португалии, Нидерландов представляли для Англии ценные рынки, которые она стремилась захватить. Англия стремилась сохранить в Европе статус-кво, не допустить усиления России, также добиться гарантий восстановления во Франции старого донаполеоновского режима.
Из всех других держав Австрия была более связана своими интересами с Англией. Австрия стремилась к тому, чтобы не дать Франции и России выйти за их пределы.
Одной из основ "европейского концерта" стал принцип поддержания баланса сил.
Ответственность же за поддержание внутриевропейского баланса возлагалась на великие державы. Моргентау Morgenthau H. Politics Among Nations.
The Struggle for Power and Peace. Среди этих конференций особое значение имели Парижская конференция 1856 г. Хотя аннексии и контрибуции по-прежнему являлись формами международной практики, правители великих держав уже не рассматривали в качестве реальной цели расчленение и ликвидацию какой-либо великой державы, принадлежащей к "клубу избранных".
Например, поражения России в Крымской войне, Австрии - в войне 1866 г. Система, созданная в Вене, оказалась удивительно устойчивой. Как указывает известный английский историк международных отношений А.
Из числа держав, бесспорно считавшихся на Вестфальском конгрессе великими три - Швеция, Голландия и Испания - перестали быть великими, и одна, а именно Польша, вообще перестала существовать... Их место заняли Россия и Пруссия - два государства, которые за сто лет перед тем почти не имели значения. В XIX столетии не было подобного водоворота событий, несмотря на их якобы революционный характер.
Великие державы, начавшие в 1914 г. Борьба за господство в Европе. Совокупность принципов, разделявшихся элитой великих держав, отличалась гомогенностью.
Представляется уместным в этой связи привести точку зрения на "европейский концерт" крупнейшего британского дипломата первой половины прошлого столетия Г. Никольсона: "Идея "европейского концерта" выражалась в молчаливом соглашении пяти великих держав, признававших существование... Когда в 1914 г.
Хотя пушки оставались "последним аргументом королей", их применение в рамках системы "европейского концерта" было все же до известных пределов ограничено. XIX век - век "европейского концерта" - был временем расцвета классической дипломатии. Бурлацкий и А.
Галкин объясняют это тем, что система "европейского концерта""охватывала преимущественно политическую сферу. В этих условиях влияние на внешнюю политику внутренних социально-экономических процессов при всей его важности было опосредованным и сказывалось главным образом в чрезвычайных, кризисных ситуациях. Дипломатия, с помощью которой формировались международные отношения, обладала значительной долей автономии.
Это обеспечивало свободу маневра при принятии внешнеполитических решений, жестко не обусловленную обстоятельствами внутриполитического характера" Бурлацкий Ф. Современный Левиафан: Очерки политической социологии капитализма. Каста европейских дипломатов принадлежала к единой культуре.
И этот круг разделял этические и моральные нормы единой европейской цивилизации. Государства проявляли чрезвычайную идеологическую терпимость друг к другу для того чтобы считаться "цивилизованным", государство должно было соблюдать известные законы и обычаи войны, выполнять решения Венского конгресса о дипломатических представительствах и в целом выполнять свои международные обязательства. Бесспорная заслуга "европейского концерта" заключается в том, что в период существования этой системы были сформулированы и приняты всеми цивилизованными странами нормативные акты о мирном решении международных споров и о законах и обычаях войны, такие как Женевская конвенция 1864 г.
И именно в период "европейского концерта" в практику международных отношений вошли переговоры об ограничении и сокращении вооружений конференция 1899 г. Начиная с 1815 г. Особенностью этого квинтета была не только обнаруженная культурная общность и совместимость интересов, но и продвижение по пути промышленной модернизации хотя и в различной степени.
Англия, овладев паровой машиной, раньше других вошла в мир промышленной революции, за ней сравнительно быстро последовала Франция, Австрия и Пруссия шли в арьергарде технического прогресса Запада, а Россия, при всей ее военной мощи продемонстрированной, скажем, во время революций 1848 г. Но эта ситуация, обеспечивавшая британское экономическое и политическое превосходство на протяжении большей части XIX столетия, начала быстро меняться начиная с 1870 г. Объединенная Германия обогнала Англию в качестве лидера экономического развития Старого Света.
Складывается ситуация, ведущая к кризису: из "европейского концерта" выделяется лидер, что заставляет остальных объединяться ради самозащиты. Лидер - Германия вкупе со своим союзником Австрией стала посягать на континентальное преобладание уже не только в экономическом, но и политическом влиянии, и это в конце концов привело к союзу против нее Франции, России и Британии. Система Меттерниха еще поддерживалась мудрым Бисмарком, но показалась устаревшей канцлерам Бюлову и Бетман-Гольвегу.
Именно нарушение равновесия погубило систему. Когда в ходе мирового конфликта вышеуказанных сил оказалось недостаточно для противовеса Германии, они пригласили нового - заокеанского - гиганта. С этих пор США вошли в "европейский концерт", фактически подрывая его.
Выводы Суммируем. Что позволяет считать государство великой державой? Каковы основные функции державы-гегемона?
Почему эпоха "европейского концерта" стала веком классической дипломатии? Батюк В.
Слайд 23 Описание слайда: «… Во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы, Их Величества…, восчувствовав внутреннее убеждение в том, сколь необходимо предлежащий державам образ взаимных отношений подчинить высоким истинам, внушаемым законом Бога Спасителя, объявляют торжественно, что предмет настоящего акта есть открыть перед лицом вселенныя их непоколебимую решимость… руководствоваться… заповедями сея святыя веры, заповедями любви, правды и мира…» «… Во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы, Их Величества…, восчувствовав внутреннее убеждение в том, сколь необходимо предлежащий державам образ взаимных отношений подчинить высоким истинам, внушаемым законом Бога Спасителя, объявляют торжественно, что предмет настоящего акта есть открыть перед лицом вселенныя их непоколебимую решимость… руководствоваться… заповедями сея святыя веры, заповедями любви, правды и мира…» Слайд 24 Оценки современников: «Возвышенный абсурд» Каслри. Слайд 25 Трансформация реальной роли Священного союза Слайд 26 Описание слайда: Меттерниховская концепция «стабильности» европейского порядка: Поддержка превентивных мер в отношении революций. Право на интервенцию. Стремление отстоять австрийскую гегемонию в Германском союзе. Как правило, силовой инструментарий внешней политики «великих держав».
Слайд 27 Описание слайда: Конгрессы «Священного союза» Аахенский конгресс 1818 г. Конгрессы в Троппау и Лайбахе 1820-1821 гг. Слайд 28 Описание слайда: Веронский конгресс 1822 г. Веронский конгресс 1822 г. Слайд 29 Описание слайда: Революция 1830 г. Слайд 30 Описание слайда: Революция 1830 г. Слайд 31 Описание слайда: Польское восстание 1830-1831 гг.
Их место заняли Россия и Пруссия - два государства, которые за сто лет перед тем почти не имели значения. В XIX столетии не было подобного водоворота событий, несмотря на их якобы революционный характер. Великие державы, начавшие в 1914 г. Борьба за господство в Европе. Совокупность принципов, разделявшихся элитой великих держав, отличалась гомогенностью. Представляется уместным в этой связи привести точку зрения на "европейский концерт" крупнейшего британского дипломата первой половины прошлого столетия Г. Никольсона: "Идея "европейского концерта" выражалась в молчаливом соглашении пяти великих держав, признававших существование... Когда в 1914 г. Хотя пушки оставались "последним аргументом королей", их применение в рамках системы "европейского концерта" было все же до известных пределов ограничено.
XIX век - век "европейского концерта" - был временем расцвета классической дипломатии. Бурлацкий и А. Галкин объясняют это тем, что система "европейского концерта""охватывала преимущественно политическую сферу. В этих условиях влияние на внешнюю политику внутренних социально-экономических процессов при всей его важности было опосредованным и сказывалось главным образом в чрезвычайных, кризисных ситуациях. Дипломатия, с помощью которой формировались международные отношения, обладала значительной долей автономии. Это обеспечивало свободу маневра при принятии внешнеполитических решений, жестко не обусловленную обстоятельствами внутриполитического характера" Бурлацкий Ф. Современный Левиафан: Очерки политической социологии капитализма. Каста европейских дипломатов принадлежала к единой культуре. И этот круг разделял этические и моральные нормы единой европейской цивилизации.
Государства проявляли чрезвычайную идеологическую терпимость друг к другу для того чтобы считаться "цивилизованным", государство должно было соблюдать известные законы и обычаи войны, выполнять решения Венского конгресса о дипломатических представительствах и в целом выполнять свои международные обязательства. Бесспорная заслуга "европейского концерта" заключается в том, что в период существования этой системы были сформулированы и приняты всеми цивилизованными странами нормативные акты о мирном решении международных споров и о законах и обычаях войны, такие как Женевская конвенция 1864 г. И именно в период "европейского концерта" в практику международных отношений вошли переговоры об ограничении и сокращении вооружений конференция 1899 г. Начиная с 1815 г. Особенностью этого квинтета была не только обнаруженная культурная общность и совместимость интересов, но и продвижение по пути промышленной модернизации хотя и в различной степени. Англия, овладев паровой машиной, раньше других вошла в мир промышленной революции, за ней сравнительно быстро последовала Франция, Австрия и Пруссия шли в арьергарде технического прогресса Запада, а Россия, при всей ее военной мощи продемонстрированной, скажем, во время революций 1848 г. Но эта ситуация, обеспечивавшая британское экономическое и политическое превосходство на протяжении большей части XIX столетия, начала быстро меняться начиная с 1870 г. Объединенная Германия обогнала Англию в качестве лидера экономического развития Старого Света. Складывается ситуация, ведущая к кризису: из "европейского концерта" выделяется лидер, что заставляет остальных объединяться ради самозащиты.
Лидер - Германия вкупе со своим союзником Австрией стала посягать на континентальное преобладание уже не только в экономическом, но и политическом влиянии, и это в конце концов привело к союзу против нее Франции, России и Британии. Система Меттерниха еще поддерживалась мудрым Бисмарком, но показалась устаревшей канцлерам Бюлову и Бетман-Гольвегу. Именно нарушение равновесия погубило систему. Когда в ходе мирового конфликта вышеуказанных сил оказалось недостаточно для противовеса Германии, они пригласили нового - заокеанского - гиганта. С этих пор США вошли в "европейский концерт", фактически подрывая его. Выводы Суммируем. Что позволяет считать государство великой державой? Каковы основные функции державы-гегемона? Почему эпоха "европейского концерта" стала веком классической дипломатии?
Батюк В. Современная система международных отношений и Россия. Уткин А. Вызов Запада и ответ России. Бурлацкий Ф. Morgenthau H. Keohane R. After Hegemony. Modelski G.
Bridge F. Gilpin R.